Это разочаровывало еще похлеще, чем тот несостоявшийся поцелуй.
– Почему же он промолчал на собрании? – вслух спросила она. – Он ведь знает, чем мы рискуем. И знает, что все это для меня значит. И все равно ничего не сделал! Почему?
– Что значит «ничего не сделал», – обиделась Дейла. – Очень даже сделал! Все, что мог! Он с папой дома разговаривал, вот! А папа ответил, что дело очень запутанное и нам встревать в него не с руки!
– Запутанное? – поинтересовалась Малта. – Это еще почему? Мой отец похищен, и мы отправляемся его выручать. Для этого нам нужна помощь. Все просто!
Дейла скрестила ручки на груди и наклонила голову набок:
– Это дело касается только Вестритов. Семья Треллов не может за вас с вашими трудностями разбираться. Нам свой торговый интерес блюсти надо. Допустим, вложим мы деньги в поиски твоего отца, но, спрашивается, какая нам от этого выгода?
– Дейла! – Малта была попросту потрясена. В ее голосе звучала отнюдь не наигранная боль: – Мы ведь о жизни или смерти моего отца с тобой говорим… О моем отце, единственном человеке, которому не все равно, что будет со мной! Тут не о деньгах или доходах речь идет!
– Все равно все так или иначе сводится к денежному интересу, – заявила Дейла непреклонно. Потом вдруг смягчилась: – По крайней мере, именно так папа Сервину и сказал. Они спорили, Малта, и мне было так страшно! Последний раз я слышала, чтобы мужчины так друг на друга кричали, это еще когда Брэшен дома жил. Они с папой все время цапались. Ну, то есть кричал-то папа, а он стоял столбом… Ну, я многого не помню, я тогда еще маленькая была, и меня всегда в таких случаях из комнаты отсылали… А потом однажды папа мне просто сказал, что у меня отныне только один брат – Сервин. Что Брэшен ушел и никогда не вернется домой. – Дейла запнулась, ее голос дрогнул. – С того дня споры в доме прекратились. – Она сглотнула. – У нас не такая семья, как у вас, Малта. Вы все вечно орете друг на дружку, говорите жуткие вещи, а потом снова вместе и снова друг за друга горой. Никого не выкидывают вон навсегда, даже твою тетю Альтию. А у нас… у нас все иначе. Места, что ли, в семье не хватает… – она покачала головой. – Так что, если бы Сервин продолжал настаивать на своем… боюсь, уже сегодня у меня вовсе не осталось бы ни одного брата. – Она смотрела на Малту, и в ее глазах была откровенная мольба: – Пожалуйста, не проси, чтобы мой брат помогал тебе… так. Пожалуйста…
Эта неожиданная мольба по-настоящему потрясла Малту.
– Я… я не хотела. Прости… – кое-как выговорила она. До сих пор ей и в голову не приходило, что ее маленькие игры с Сервином могут сказаться на ком-либо, кроме него самого. А вот поди ж ты… И, если подумать, последнее время буквально все оказывалось гораздо более значительным и влекущим гораздо большие последствия, чем раньше. Когда она впервые услышала о пленении отца, она никак не могла взять в толк, что это на самом деле . Восприняла случившееся просто как повод поупражняться в своей способности разыгрывать трагедию. И она вовсю отыгрывала роль убитой горем дочери, но при этом в глубине души была убеждена, что вот-вот откроется дверь и папа как ни в чем не бывало войдет. Да какие пираты могли его захватить? Только не его! Не красавца и смельчака Кайла Хэвена!
Однако потом медленно и постепенно все встало на свои места. Сперва появился страх, что он не сможет вовремя вернуться домой, чтобы переменить ее жизнь к лучшему. А теперь пришло осознание того, что он может вообще не вернуться…
Малта ссыпала монетки и кольца обратно в кошелек. Затянула завязки и протянула кошелек Дейле:
– Отнеси его, пожалуйста, назад Сервину. Не хочу, чтобы у него были неприятности из-за меня.
А кроме того, в кошельке все равно было слишком мало, чтобы хоть как-то помочь. Но об этом Малта не стала упоминать.
Дейла пришла в ужас:
– Но я не могу! Он сразу поймет, что я наговорила тебе лишнего! Он страшно рассердится на меня! Ну, Малта, пожалуйста, оставь себе, чтобы я могла правдиво сказать ему: я тебе все отдала!… Да, а еще он просил, чтобы ты черкнула ему записочку. Или передала что-нибудь… в знак того, что…
Малта просто смотрела на нее. В эти дни ей порою казалось, будто все мысли и планы, которых обычно было полным-полно у нее в голове, разом подевались куда-то. Она знала: ей следовало бы встать и задумчиво обойти комнату. Еще она знала – ей следовало произнести нечто вроде: «Ах, осталось так немного вещиц, которые я могла бы назвать своими… Я почти все продала, собирая деньги для спасения отца…» И это должно было бы выглядеть так изысканно и романтично…
В тот самый первый день, когда она вытряхнула на семейный стол свою коробочку с украшениями, она чувствовала себя героиней из сказки. Она выложила свои браслеты, серьги, кольца и ожерелья и рассортировала их на кучки – точно так, как сделали бабушка, тетя Альтия и мать. Это выглядело как какой-то женский ритуал, а негромкие фразы, которыми они перебрасывались, звучали подобно молитвам. «Вот золото… вот серебро… это слегка старомодно, но камни отменные…» А еще они вслух вспоминали разные коротенькие истории, и без того известные каждой. «Помнится, это было мое самое первое колечко… папа подарил его мне. А теперь оно даже на мизинец не налезает…» Или еще: «Как приятно они по-прежнему пахнут…» – отметила бабушка. А тетя Альтия добавила: «Хорошо помню день, когда папа их для тебя выбирал. Я его спросила, с какой стати он покупает ароматические камни, раз уж он так не любит товары из Дождевых Чащоб, а он ответил, что тебе уж очень хотелось их, и больше для него ничего не имело значения…»
Вот так они и раскладывали золото, серебро и камушки, ставшие вдруг памятками минувших и гораздо более добрых времен. Однако никто не охал, никто не старался ничего утаить – в том числе слезы. Малта даже хотела принести вещицы, которые подарил ей Рэйн, но все в один голос стали уговаривать ее сохранить их. Потому что, вздумай она все-таки отклонить его сватовство, все подарки необходимо будет вернуть.
В общем, то утро сияло в ее памяти каким-то суровым величием. Странно, но тогда-то она почувствовала себя взрослой женщиной в большей степени, чем когда-либо прежде…
Однако все проходит – и душевный подъем сменился унылым зрелищем пустой шкатулки для украшений, одиноко торчавшей на ее туалетном столике. У нее оставалось еще кое-что, что она могла бы носить. Разные детские украшения вроде булавок с эмалью или бус из красивых раковин, а также подарки Рэйна. Однако некий внутренний запрет не позволял ей все это надевать, когда остальные женщины в семье ходили без единого перстенька на руке. Поднявшись наконец, Малта подошла к небольшому письменному столу. Разыскала перо, чернила и листок тонкой бумаги. И принялась быстро писать: Дорогой друг. Спасибо огромное за то, что выразил желание позаботиться обо мне в час нужды. С искренней благодарностью… Ну как тут не вспомнить ужас какие пристойные благодарственные записки, которые она недавно помогала составлять, рассылая тем, кто прислал им цветы! Малта подписалась своими инициалами, сложила записку и запечатала капелькой воска. Отдавая листок Дейле, Малта невольно подивилась себе самой. Всего неделю назад она с величайшей тщательностью подошла бы к сочинению любой записки для Сервина. Уж порасставила бы там тонких намеков на толстые обстоятельства – так, чтобы между строчек читалось бы куда больше, чем в самих строчках! А теперь? Малта выдавила грустную улыбку:
