Но Уинтроу почти не слышал ее. Он смотрел, плохо веря своим глазам, как невольничий корабль… начал постепенно отдаляться от «Мариетты»! Она отставала! Промежуток между ними все увеличивался!… И конечно, на работорговом судне тотчас заметили и открывшуюся возможность спастись, и новую угрозу, которую являла собой «Проказница». Перегруженное корыто устремилось на середину пролива. «Мариетта» безнадежно отставала, опаздывая перехватить его. Можно ли взять добычу в клещи, если от клещей осталась лишь половинка?… Происходило невероятное. Работорговец уходил у пиратов из рук.
По носовой палубе стукнула деревянная нога Кеннита. Капитан неловко забрался на бак и встал там, опершись на костыль. Этты нигде не было видно; Кеннит в одиночку проковылял к поручням и встал рядом с Проказницей и Уинтроу. Посмотрел вперед и разочарованно покачал головой:
– Бедолаги… Похоже, невольничье судно уходит, а значит, еще сколько-то несчастных окажется обречено…
«Зато убивать сегодня никого не будут», – с невольным облегчением подумал Уинтроу. И в это время Проказница закричала. Это был жуткий вопль страсти, не находящей удовлетворения. Одновременно скорость корабля начала возрастать. Каждая досочка корпуса вытянулась в струнку, каждый парус повернулся таким образом, чтобы идеально ловить ветер. В улюлюкании и криках команды зазвучало яростное торжество: расстояние между «Проказницей» и работорговцем быстро начало уменьшаться. Уинтроу всем существом чувствовал свирепый азарт корабля.
– Госпожа моя, повелительница морей!… – благоговейно пробормотал Кеннит. Прозвучало это как благословение. Проказница так и засветилась от счастья. Ее чувство показалось Уинтроу волной жара. Позади них звенели извлекаемые клинки, слышались шуточки пиратов, готовившихся идти в бой и убивать, убивать… Члены абордажной команды подзадоривали друг дружку, заключали пари. Кто-то уже вытаскивал абордажные крючья, стрелки из луков занимали места на снастях.
Проказница ни на что не обращала внимания. Это была ЕЕ погоня. ЕЕ добыча! Собственную команду она, похоже, просто не замечала. Уинтроу смутно, словно издалека, ощущал свое тело: пальцы, когтившие носовой поручень, волосы, хлещущие по лицу… Освобожденная энергия Проказницы поглотила и увлекла его личность, как горная река щепку. Точно во сне, видел он, как растет впереди невольничий корабль. Вонь делалась гуще, уже можно было различить перекошенные от ужаса лица мечущихся людей…
Вот пираты возбужденно завопили: в воздух взметнулись абордажные крючья, и сразу же ударили стрелы. Крики умирающих, невнятный рев перепуганных рабов, запертых в трюме, – все звуки смешались для Уинтроу в бессвязный гомон, словно доносящаяся издали перекличка береговых птиц. А вот что он увидел совершенно ясно, так это «Мариетту», неожиданно вновь обретшую былую прыть. Она тоже настигала работорговца. Она собиралась перехватить у Проказницы добычу!
И Проказница этого не потерпела.
Канаты уже натягивались, и она тянулась вперед, пытаясь сграбастать невольничье судно. Ее руки хватали пустоту, но выражение лица наводило ужас на противников.
– Бей их! Бей их!…-кричала она в упоении, пропуская мимо ушей команды, которые пытался отдавать Кеннит. Снедавшая ее жажда крови оказалась заразной. Как только до вражеского корабля оказалось возможно допрыгнуть, абордажная команда посыпалась через борт.
– Она сделала это! Сделала! Ах ты, наша красавица! Проказница, радость моя, а я не подозревал, что ты у нас такая умелая да проворная! – не скупился на похвалы Кеннит.
И Уинтроу ощутил, как омывает его волна чистейшего восхищения Кеннитом. Могучее переживание корабля начисто поглотило и смыло его собственный страх перед тем, что сейчас должно было произойти на вражеской палубе. Носовое изваяние как могло извернулось и посмотрело в глаза Кенниту. Их взаимный восторг был сродни взаимному восхищению двух хищников, признающих силу друг друга.
– Мы с тобой здорово поохотимся вместе, – сказала Проказница.
– Непременно, – ответствовал Кеннит.
Уинтроу почувствовал себя листком, бесцельно кружащимся по воде. Он был духовно связан с обоими, но они не замечали его. Он был лишним. Он не имел никакого значения по сравнению с тем главным, что они сейчас открыли друг в друге. Он ощутил, как формируется и крепнет между ними совсем особая связь, основанная на глубочайших, поистине первоосновных душевных позывах. И что такого они могли почуять один в другом, подумал он смутно. Во всяком случае, что бы это ни было – в его собственной душе никакого отклика не рождалось…
А за полоской воды не шире сажени* [Сажень – здесь: морская сажень, старинная единица измерения расстояний и глубин. Существовали 6-футовая (1.829 м) и 7-футовая (2.14 м) морские сажени.] начиналась другая палуба, и там шло сражение не на жизнь, а на смерть. Там лилась кровь. Но то, что перетекало здесь – между пиратом и его живым кораблем, – было субстанцией даже более основополагающей, чем кровь…
– Уинтроу! Уинтроу! – точно из другого мира, донеслось до его слуха. Он повернул голову и увидел белозубую улыбку Кеннита. Тот указывал рукой на вражеский корабль: – За мной, малыш!
В каком-то душевном оцепенении Уинтроу последовал за ним через борт на чужую палубу, где кричали, матерились и дрались люди. Рядом с ними точно из ниоткуда материализовалась Этта. В руке у нее был обнаженный клинок, она озиралась, точно пантера, готовая немедленно заметить врага. Ее черные волосы так и горели на солнце. Кеннит тоже выдернул из ножен длинное лезвие, и только Уинтроу был безоружен. Широко раскрыв глаза, смотрел он на распахнувшийся перед ним незнакомый мир… Проказница и ее диводрево остались позади, и в голове у него сразу начало проясняться. Однако хаос, в который погрузил его Кеннит, сбивал с толку нисколько не меньше.
Сам капитан шагал сквозь сражение без малейшего страха. Этта держалась от него по правую руку, со стороны костыля. Они пересекали палубу, и без того грязную, а теперь еще и залитую кровью. Они проходили мимо мужчин, сцепившихся в смертельной схватке. Они обошли человека, свернувшегося на досках в луже собственной крови. Его тело пробила стрела, но еще хуже покалечило его падение со снастей. Его лицо уродовала гримаса боли, жутко похожая на улыбку: глаза вроде бы весело щурились, но из уха текла кровь и исчезала в нечесаной бороде…
Соркор заметил их и примчался к ним с другого конца палубы. «Мариетта» явно подоспела без промедления и атаковала работорговца с другой стороны, таким образом не оставляя его команде ни малейших надежд. С меча в руке Соркора густо капала кровь, татуированное лицо сияло свирепым восторгом:
– Почти закончили, кэп! – радостно сообщил он Кенниту вместо приветствия. – На полуюте еще кое-кто держится, но хороших бойцов среди них нет. – Как бы в подтверждение его слов раздался пронзительный крик, потом громкий всплеск из-за борта. – Одним меньше! – заметил Соркор жизнерадостно. – Мои люди уже открывают трюмные люки… Ох, кэп, и разит же оттуда! Там, по-моему, мертвецов приковано не меньше, чем живых. А кто жив, тех надо поскорее вытаскивать! Эта калоша протекает, точно матрос, налакавшийся пива…
