Сонливость разом слетела с нее, когда из самого большого городского строения вышла группа людей и направилась к причалу. Среди этих людей, наверное, был и Кеннит. Проказница в самом деле скоро разглядела его. Он шел первым. Местные, желавшие ему доброго пути, двигались по сторонам или сзади, в зависимости от своего ранга. Соркор держался рядом с капитаном. Этта, высокая и худая, следовала за ним как тень, и с нею Уинтроу.
На какое-то время все столпились на причале. Потом, после множества поклонов и приветственных жестов, Кенниту окончательно пожелали счастливой дороги. Пока он со своими спутниками спускался по лесенке в гичку, звучали добрые напутствия горожан. Это повторялось в каждом порту, который они посещали. Как же все любили ее капитана!…
Проказница внимательно наблюдала за шлюпкой, скользившей к ней по спокойной глади портовой воды. Кеннит принарядился для визита на берег. Черные перья на его шляпе покачивал ветерок. Он заметил ее взгляд и приветственно поднял руку, так что серебряные пуговицы на манжете сверкнули на солнце. Он до последней нитки выглядел процветающим морским разбойником. И сидел на носу гички, точно король на троне.
«Они и обращаются с ним уже как с королем, – поделился с нею Уинтроу после предыдущего подобного визита. – Отдают ему его долю добытого без малейшего намека на недовольство. Но дело не только в том, что они признают его право на часть того, что им приносит пиратство. Они приносят на его суд свои внутренние распри и жалобы! Я видел, как он судил всевозможные дела, начиная от похищения кур и кончая супружескими изменами. Он рисовал планы оборонительных сооружений для городов. Я сам слышал, как он указывал, что им следует построить, а что снести…»
«Он здравомыслящий и рассудительный человек, –ответила Проказница. – Так что ничего удивительного».
Уинтроу, помнится, фыркнул.
«Рассудительный? Лишь постольку, поскольку это может способствовать всеобщей к нему любви. Я стоял позади него, слушая, как они высказывают свои жалобы. Он слушает, хмурится, задает вопросы… А потом выносит решение, соответствующее общественному мнению. Даже если ежу ясно, что оно несправедливо! Он на самом деле не судит, Проказница! Он лишь придает весомость их собственным суждениям и дарит им сознание собственной правоты. А потом, наведя такую вот „справедливость“, он обходит город, глядя вправо и влево. „Вам нужен колодец, – говорит он, – а то вода у вас скверная“. Или: „Разберите вон ту развалюху, пока она сама не сгорела и полгорода не подпалила. Исправьте причал. А еще вон той вдове хорошо бы крышу в доме перекрыть. Вы уж ей обеспечьте!“ Сам при этом сорит деньгами, оплачивая все, что сам предложил. И получается, что это его щедроты, а не возврат части того, что он сам только что у них забрал. В итоге все от него в восторге, все готовы его следы целовать…»
«А по-моему, и правильно готовы. Тебя послушать -он немало добра им делает!»
«Делать-то делает… -неохотно согласился Уинтроу. – Он дает им деньги, чтобы им проще было быть добрыми к бедным, старым и слабым. Он заставляет их повыше поднимать головы и видеть, что может быть. В том предыдущем городке он велел выстроить такое здание, где их дети могли бы собираться вместе и учиться, благо нашелся человек, хорошо умеющий читать и считать. Кеннит оставил немалую сумму, чтобы заплатить ему за уроки…»
«И что же тут предосудительного? Не понимаю!»
«Суть не в том, что он делает. Творит-то он все добрые дела, даже благородные. Но вот цель, о которой я крепко подозреваю… Проказница, он хочет стать королем. Поэтому он так всех и балует. Он берет деньги, которые они ему откладывают из добычи, и покупает им то, что они могли бы сами себе купить. И делает так не потому, что это правильно и хорошо, а просто чтобы они хорошо думали о нем, да и о себе тоже. Чтобы связали это ощущение гордости с его приездами к ним…»
Она тогда покачала головой:
«Все-таки не вижу, что в том плохого? А вот хорошего, наоборот, масса. Уинтроу, ну почему ты такой подозрительный? Не приходило тебе в голову, что, может быть, он хочет стать королем Пиратских островов как раз для того, чтобы легче было добрые дела совершать?»
Он спросил:
«А ты сама-то вполне в этом уверена?»
Ему она соврать не могла. Все еще не могла.
«Не знаю, – честно ответила она. – Но я очень надеюсь, что так оно и есть. Тем более что в любом случае результат один и тот же…»
«Пока – действительно, – сказал Уинтроу. И мрачно предрек: – Но это только пока. Как-то еще все обернется со временем – будущее покажет…»
Теперь она раздумывала об этих словах, глядя на быстро приближающуюся гичку. Нет, все же ее юный родственник был слишком уж подозрителен. Некая не лучшая часть его души не могла принять Кеннита как силу, приверженную добру. Вот и все.
Шлюпка подошла к борту, с которого уже свисал веревочный штормтрап. То, что сейчас должно было последовать, причиняло Проказнице настоящую боль. Последнее время Кеннит наотрез отказывался от лебедки и сам лазил по трапу на борт. Каждый раз на такой подъем, по крайней мере для Проказницы, уходила целая вечность. Каждая очередная ступенька заставляла ее бояться, что вот сейчас он поскользнется и упадет, да еще и сломает себе что-нибудь, ударившись о лодку внизу. Или, того хуже, свалится в воду и либо потонет, либо угодит в пасть морским змеям, благо змеев в этом году была прямо-таки напасть. Проказница не припоминала, чтобы когда-либо раньше они были так многочисленны. Или так смелы. Жуть какая-то, да и только!
Так или иначе, скоро его деревянная нога бодро простучала по ее палубе. Проказница облегченно вздохнула и стала с нетерпением ждать, чтобы он к ней подошел. Всегда, возвращаясь на корабль, он первым долгом шел к ней поздороваться. Иногда в сопровождении Уинтроу. Раньше приходила и Этта, но она в последнее время стала избегать носовой палубы. Проказница про себя находила это решение очень мудрым.
На сей раз, повернувшись ему навстречу, она увидела, что он был один. Ее улыбка так и засияла теплотой. Как она любила эти минуты, когда они разговаривали наедине, и Уинтроу не мешал им ни заковыристыми вопросами, ни взглядами, полными сомнения!
Кеннит ответил на ее улыбку самодовольной усмешкой.
– Ну, госпожа моя? – спросил он. – Готова принять на борт еще немножко сокровищ? Я договорился, что после полудня нам еще кое-что привезут…
– А что именно? – поинтересовалась она, хорошо зная, как любит он перечислять новые приобретения.
– Ну… – протянул он, смакуя. – Немножко великолепнейшего вина в таких, знаешь, маленьких бочонках. Пачки чая. Серебро в слитках. Немножко шерстяных ковров совершенно невиданных расцветок и узоров. Подборочку книг в самых изысканных переплетах. Поэзия, знаешь ли, а также иллюстрированная естественная история и несколько журналов путевых заметок. Я их, пожалуй, оставлю себе, хотя и Этта с Уинтроу их, конечно, прочтут. А еще будет съестное: мешки с мукой, кадки масла, бочки рома… Ну и деньги, немалое, доложу тебе, количество, причем самой разной чеканки. Рафо на «Счастливчике» очень неплохо поработал! И я очень доволен тем, как приободрился Кривохожий…
