Вместо этого совсем скоро ей придется зашнуровывать Малту в платье, перешитое из старья силами домашних портних. А что до украшений – ей придется надеть подаренные Рэйном. Разве это может сравниться с настоящим девичьим приданым, которое по такому поводу справил бы ей отец?… В общем, откуда ни посмотри, со всех сторон получалось не то. Но что прикажете делать?…
Ах, какая боль!…
В зеркале над плечом Малты Кефрии предстало ее собственное лицо, хмурое и озабоченное. Она сделала усилие, прогоняя морщины со лба.
– Я знаю, ты плохо спала ночью, – сказала она. – Но, кажется, ты собиралась поспать после обеда. Ты так и не прилегла?
– Прилегла… Только уснуть не могла. – Малта наклонилась поближе к зеркалу и принялась щипать себя за щеки, стараясь вызвать хоть какое-то подобие румянца. Потом оставила это и стала напряженно вглядываться в свое отражение. – Мама, – тихо спросила она, – у тебя когда-нибудь бывало такое, чтобы ты смотрела на себя в зеркало и гадала, а нет ли там, внутри, кого-то другого?…
– Что?…-Кефрия взяла щетку для волос. И стала разглаживать волосы Малты, но больше для вида, а на самом деле ощупала ее кожу. Лихорадки не было. На ощупь кожа казалась скорее холодноватой. Приподняв тяжелые пряди, Кефрия начала скалывать их в прическу, напоминая: – Обязательно вымой шею… Погоди, да уж не синяк ли это? – И она наклонилась, изучая бледно-синеватое пятнышко. Притронулась к нему, и Малта, вздрогнув, отстранилась. Кефрия обеспокоенно спросила: – Больно?…
– Ну… не то чтобы больно… скорее щиплет, когда прикасаешься. А что там? – И Малта до предела вывернула шею, чтобы рассмотреть пятнышко в зеркале, но не получилось.
– Такое серовато-синее пятнышко примерно с ноготь размером, – ответила Кефрия. – Очень смахивает на синяк. Ты, наверное, ударилась, когда упала в обморок на корабле?
Малта рассеянно нахмурилась:
– Не знаю… может быть. А что, очень заметно? Запудрить его?
Кефрия уже окунула пальцы в молотый тальк. Легкое движение – и пятнышко пропало из вида.
– Вот так. Теперь никто не заметит, – утешила она дочь.
Но Малта уже не слушала ее. Она рассматривала свое лицо в зеркале.
– Иногда я прямо-таки больше не знаю, кто я такая, – негромко проговорила она. Голос у нее был, правда, не сонный, а скорее полный предчувствий. – Я уж всяко не та глупая девчонка, какой была прошлым летом… Так торопилась поскорей вырасти, просто сил не было… – Малта прикусила нижнюю губу и сама себе укоризненно покачала головой. – С тех пор я пыталась научиться ответственности… и вообще всему, чему вы с бабушкой пытались учить меня. Какая-то часть меня понимает – это очень важно… Но, откровенно говоря, у меня волосы дыбом от всех этих цифр… от расчетов, где и как перезанять, чтобы выкрутиться из самых срочных долгов… Это не мое, я знаю. Потом иногда я думаю о Рэйне или о каком-нибудь другом молодом человеке, сердце начинает так биться, и я думаю, что была бы ужасно счастлива, если бы удалось его к себе привязать… Но пройдет минута-другая – и я сама чувствую, что все это понарошку… ну, как маленькая девочка понарошку считает себя мамой своих кукол. А то еще хуже – мне начинает казаться, что я хочу для себя мужчину потому, что он – то, чем я сама хотела бы быть… Я, наверное, очень путано говорю?… Когда я задумываюсь, кто же я на самом деле такая, я ощущаю только усталость… и печаль… но такую печаль, от которой не плачут. А когда я ложусь спать и засыпаю, сны у меня какие-то… чужие. И тоже очень путаные. Потом я просыпаюсь, но сны как будто следуют за мной… внушая мне чьи-то чужие мысли. Ну… почти чужие. С тобой когда-нибудь бывает такое?
Кефрия совершенно растерялась. Никогда прежде Малта не затевала с ней таких разговоров. Кефрия улыбнулась фальшиво-жизнерадостной улыбкой:
– Солнышко, ты просто вся изнервничалась, поэтому и лезет в голову всякая чепуха. Вот приедем на бал – тебе сразу и полегчает. Это же будет всем балам бал! Ничего подобного наш Удачный никогда еще не видал! –И Кефрия покачала головой. – Знаешь, все наши трудности кажутся такими мелкими и ничтожными, если подумать о том, что происходит с Удачным. Эти калсидийские галеры, перекрывшие выход из гавани… якобы сатрапские сторожевики. А сам сатрап и чуть не вся его свита – в доме у Давада Рестара. Каково? Сатрап с несколькими Сердечными Подругами придет сегодня на бал… Уже это в историю города золотыми буквами будет вписано! Представляю, сколько народа захочет переговорить с ним. Небось даже и те, кто отчаянно ратует за наше отделение от Джамелии. Кое-кто утверждает, что мы по-прежнему на грани войны, но я предпочитаю думать, что сатрап в самом деле намерен исправить причиненные нам несправедливости. Иначе зачем бы ему пускаться в такое далекое путешествие?
Малта криво улыбнулась:
– И привел с собой столько великолепных калсидийских галер, битком набитых наемниками…
– Я слышала, это всего лишь для защиты от пиратов, свирепствующих во Внутреннем Проходе, – сказала дочери Кефрия. Ей показалось, что дочь рассуждала слишком уж трезво для своих лет. Неужели это они с Роникой сделали ее такой?… Неужели их строгости, уроки и непременная работа по дому напрочь уничтожили капризную маленькую эгоистку и подменили ее усталой и циничной молодой женщиной?… У Кефрии болезненно сжалось сердце от таких мыслей.
– Наши хоть позволили войти в гавань тому большому кораблю? – спросила Малта. – Тому, на котором приехали вельможи? Я вроде слышала – «новые купчики» очень расстраивались, оттого что его не пропустили… Многие утверждали, что у них там родственники на борту!
– Корабль – нет, но знатные спутники сатрапа переправились на берег в шлюпках. Причем оказалось, что многие либо больны, либо страдают от ран, полученных в бесчисленных схватках с пиратами по дороге сюда. Поэтому их следовало пустить на берег хотя бы из простого милосердия. А кроме того, как ты и сказала, у многих из них тут родня. Наши «новые купчики». И уж всяко эти люди – не наемники-калсидийцы. Чего нам бояться от них?
Малта покачала головой.
– Полагаю, весь вред, который они могли бы причинить, уже причинили их здешние родственники… Честно говоря, после той паники, ну, в утро прибытия кораблей, я думала, наши проявят большую осторожность… Мы же тогда чуть не весь день просидели в порту с ведерками и бочками наготове. Как вспомню эти бесконечные часы, когда корабли стояли друг против друга и никто не мог сказать нам, что же там происходит…
Воспоминание заставило Кефрию поежиться.
– Вот потому-то мы так и волновались, что там ничего не происходило, – сказала она. – Наши корабли выстроились в линию поперек входа в порт, а калсидийские галеры – в боевом строю со стороны моря… Какое счастье, что у обеих сторон хватило ума договориться полюбовно и дело не дошло до кровопролития!
– Верно, мама, но не забывай, что всякая торговля с тех пор замерла. А ведь торговля составляет самую жизнь нашего города! Если кого-нибудь душат, крови тоже не проливается. Однако это тоже убийство.
