– Он задушит его! – встревожено вскрикнула Шривер.
– Или вообще на куски разорвет… – угрюмо отозвался Сессурия.
Гривы обоих начали раздуваться, наливаясь ядовитыми соками. Другие змеи бестолково суетились где-то позади, не понимая, что происходит. Поступок Моолкина встревожил их, и невозможно было предсказать, как они поступят дальше. «Могут и наброситься на нас троих…» – подумала она на удивление хладнокровно. Ясно было лишь одно: если это в самом деле случится, Клубку, скорее всего, настанет конец…
Бок о бок с Сессурией падала она в непроглядный илистый мрак. Муть немедленно забила жабры, Шривер начала задыхаться. Кошмарное ощущение! Врожденные инстинкты забили тревогу, побуждая ее скорее выбраться в чистую воду. Но Шривер не была безмозглым животным, чтобы ею управляли только инстинкты! Она мчалась все вниз и вниз, пока ее не коснулись волны, поднятые сражающимися, а потом она нащупала извивающиеся тела и поспешно обхватила кольцами все, до чего смогла дотянуться. Обоняние совсем отказывало ей, и разобраться, где чей хвост, никак не удавалось. Она зажмурилась, опуская все веки, чтобы хоть как-то защитить глаза от режущей мути. И выпустила слабенькое облачко яда – все, что смогла, – только надеясь, что оно не одурманит и не ослабит Сессурию. А потом напрягла последние силы, стараясь вытянуть сражающихся наверх, туда, где вода оставалась чиста и где они все смогут снова дышать.
Ей показалось, будто она плыла сквозь косяк крохотных светящихся рыбешек. Перед прозрачными веками плясали пятна и полосы красок: кто-то совсем рядом с ней тоже выпустил яд. Яд обжигал ее, даруя обрывки видений. А еще ей казалось, будто она силилась поднять наверх само дно Доброловища. Как хотелось ей выпустить свой груз и скорей устремиться наверх, чтобы наконец промыть жабры! Шривер упрямо продолжала тянуть…
Совершенно неожиданно для себя она обнаружила, что мутная туча осталась позади. Растопыренные жабры омывала чистая влага. Шривер жадно открыла пасть, втягивая животворную воду. Вместе с вновь обретенной способностью дышать, словно эхо, пришел вкус ядов Моолкина, некогда столь сильных. С ними смешивался несколько менее отчетливый оттенок ядов Сессурии. Зеленый, конечно, тоже напитал своими ядами воду. Они были густыми и мощными, но… оказались предназначены только для того, чтобы рыбу глушить. Весьма противно на вкус, но для нее не опасно. Она поймала взгляд яростно мерцающих глаз Сессурии. Вот ее товарищ последний раз встряхнул гривой… И зеленый, еще продолжавший вяло отбиваться, обмяк окончательно.
Моолкин с трудом приподнял голову.
– Осторожнее… осторожнее…-предостерег он друзей. – Он говорил со мной, пока мы дрались… Сперва только выкрикивал ругательства, но потом спросил, по какому такому праву я напал на него… Быть может, его еще удастся пробудить!
Шривер не нашла в себе сил для ответа. Вся воля уходила на то, чтобы не разжимать хватку. Вместе с Сессурией они старались оттащить вожака и зеленого туда, где дно было почище. Вот Сессурия заметил впереди скалу, торчавшую из илистых недр. Затащить туда два тяжелых тела оказалось куда как непросто и еще трудней найти, за что ухватиться. Моолкин ничем не мог помочь сородичам по Клубку – он висел, точно оборванный стебель водоросли. Что до зеленого, то он все еще не приходил в себя.
Но вот наконец все устроились. Шривер положительно не могла больше думать ни о чем, кроме вожделенного отдыха. Однако расслабиться попросту не смела. Они все еще держали в своих объятиях чужака, и откуда знать, как он поведет себя, когда очнется? Чего доброго, опять в драку полезет!
Другие змеи также обнаружили их неуютный насест. Близко они не подплывали, любопытно наблюдая за происходящим. Любопытно – или еще и голодно?… Шривер подумала об этом и содрогнулась от омерзения. Неужели они ждут, чтобы Клубок Моолкина начал жрать зеленого, в надежде самим урвать по кусочку?… Шривер не спускала с них глаз. Ей было страшно.
Схватка лишила Моолкина последних сил. Жутко было видеть его чешую, ставшую совсем тусклой, серовато-коричневой. Однако вожак не сдавался. Он еще и растирал зеленого осторожными движениями колец, смазывая его тело скудными каплями яда, которые мог из себя выдавить.
– Кто ты? – без конца спрашивал он обмякшего певца. – Когда-то ты был менестрелем, и притом замечательным… Твоя память вмещала тысячи мелодий и несчетное множество стихов. Вспомни! Скажи мне свое имя! Просто назови имя…
Шривер очень хотела попросить его прекратить бесплодные усилия, но у нее попросту не ворочался язык. Все зря. Все равно, все зря… Может, зеленый не очнется совсем. Сколько еще Моолкин будет продолжать бороться за его память? И не получится ли так, что, донельзя выдохшись нынче ночью, завтра они окажутся просто не в состоянии догнать Подателя?… Как бы упорство Моолкина не лишило их всех последней возможности выжить…
– Теллар, – вдруг пробормотал зеленый, и его жабры затрепетали. – Мое имя Теллар!… – И судорога прошла по его телу. Шевельнувшись, он обвился кругом Моолкина так плотно, словно сильное течение пыталось оторвать его и унести прочь. – Теллар!!! – закричал он. – Теллар! Теллар! Я – Теллар! – Его веки опустились, голова поникла. – Теллар, – пробормотал он еще раз. Больше ни на что сил у него не осталось.
Шривер попыталась отыскать в себе хоть крупицу восторга. Ведь Моолкину все-таки удалось. Но долго ли продлится его успех? И что будет дальше? Станет ли Теллар помогать им в их путешествии – или силы все-таки окажутся потрачены зря?
Между тем змеи, наблюдавшие со стороны, стянули кольцо, придвигаясь ближе. Шривер почувствовала усталое движение Сессурии и поняла, что ее друг приготовился к бою. Она тоже приподняла голову и попыталась расправить гриву. Яда почти не осталось. Тогда она попробовала встретить нападающих хотя бы убийственным взглядом, но сразу увидела, что ни малейшего впечатления это не произвело.
Вот к ним вплотную придвинулся темно-синий, самый крупный из чужаков. Он был на треть с лишним длиннее Сессурии. И по крайней мере в два раза толще. Его пасть распахнулась, втягивая яды, витающие в воде… И вдруг его голова откинулась назад, а грива встопорщилась во всю мощь.
– Я – Киларо!!! – взревел он. – Киларо!!! – Его челюсти жадно работали, вбирая растворенные яды и омывая ими жабры. – Я помню! Я – Киларо!
Этот рев заставил кое-кого отшатнуться, точно испуганных рыб. Другие не обратили внимания. Киларо завертел головой. Его взгляд остановился на другом змее – красном, покрытом множеством шрамов.
– Я и тебя помню! – объявил темно-синий. – Ты – Силик! Мой дружище Силик! Мы с тобой были в Клубке Ксекриса, помнишь? Что с ним сталось? С Ксекрисом? И где все наши? Остальные?… – Он почти гневно наседал на изумленного красного, таращившего на него лишенные мысли глаза. – Силик! Силик!… Где Ксекрис?
Бессмысленный взгляд бывшего друга приводил Киларо в неистовство. Огромный синий змей обвил красного и стиснул его так, словно тот был китом, которого следовало утащить вглубь и сожрать. Его грива стояла дыбом и источала яд.
– Где Ксекрис, Силик? – повторял он без конца. Красный отбивался, но он только плотнее сжимал кольца. – Силик! Ты – Силик! Ну, давай произнеси свое имя! Скажи: «Я – Силик!» Скажи немедленно!…
