Воронин вздохнул.
— Что ж, возможно, вы и правы.
Во взгляде капитана мелькнуло уважение. Столичный полковник, в отличие от его начальника, был не дурак и не сухой формалист. Похоже, он кое в чем разбирался.
— Вы со мной согласны? Вы тоже считаете, что это убийство? Но вы ведь не располагаете всей информацией.
— Подробностей я не знаю. Однако кое-какие факты, имеющиеся у меня, наталкивают на такую мысль.
— Значит, есть еще что-то, что мне не известно? — заинтересовался Гобято.
— Да, есть. Я ознакомлю вас с этими фактами попозже. А теперь мне хотелось бы, чтобы вы посвятили меня в подробности дела.
Из груди капитана вырвался тяжелый вздох. Он извлек из ящика стола толстую бумажную папку и положил перед Ворониным. Затем пододвинул пустую пепельницу.
— Курите?
— Бросаю. И сейчас воздержусь.
— Это хорошо, — снова вздохнул капитан, на этот раз с облегчением. — Не переношу сигаретного дыма, — пояснил он.
— Зачем же тогда пепельницу предлагали?
— Для приличия. Вы — гость.
«Да, — подумал Воронин, — этот человек определенно со странностями, но в сообразительности и уме ему не откажешь. Очень своеобразная личность. Давно не встречал таких.»
— Начну с квартиры, — развязывая завязки папки, произнес Гобято. — Следов взлома не обнаружено. Отпечатков пальцев посторонних и других следов тоже. Я говорю «не обнаружено», но это еще не значит, что их нет. Вы меня понимаете? — Он вопросительно взглянул на полковника.
Воронин кивнул.
— Да, понимаю.
— На трупах следов насильственной смерти не обнаружено. На теле Овчинниковой Светланы Петровны имеется кровоподтек в области подбородка. Образовался он еще при жизни, нанесен твердым тупым предметом. Вот. — капитан протянул фотографии. — Взгляните сами.
— Возможно, ее оглушили, — высказал предположение полковник, рассматривая снимки.
— Не исключено, но доказательств нет. На теле гражданина Коробкова Бориса Сидоровича также обнаружен кровоподтек в области грудной клетки. Как и в случае с его подружкой, получен он перед смертью. Других физических повреждений нет.
Взяв следующую фотографию, протянутую Гобято, Воронин принялся ее изучать.
— Что касается смертей, то обставлены они как самоубийства, — продолжал капитан. — Причины мы не знаем. Предположительно Овчинникова покончила собой в состоянии аффекта, обнаружив труп парня. Орудие самоубийства — короткий обоюдоострый нож из высокопрочной легированной стали. Ручная работа. Оружие она раздобыла в квартире Коробкова.
— Откуда такая уверенность?
— Кожаные ножны были обнаружены в шкафу. На них найдены отпечатки ее пальцев. Тут придраться не к чему. Она, в принципе, могла это сделать. Но у меня возникает вопрос: почему находящаяся на грани нервного срыва девушка лезет в шкаф за этим редким ножом, а не бросается на кухню и не хватает первый подвернувшийся под руку кухонный нож?
— Действительно странно. — вынужден был согласиться Воронин. Он взял в руки целлофановый пакет с оружием.
— Но, с другой стороны, если убийца хотел разыграть самоубийство, то почему сам не воспользовался кухонным ножом?
— Может, он запаниковал, когда позвонила Овчинникова, — предположил капитан.
— Нет, он слишком хитер и опытен, чтобы пугаться таких пустяков. Тут что-то другое. Возможно, он хочет нас сбить со следа.
— А может, и то и другое?
Полковник извлек из пакета нож. Рифленая рукоять удобно легла в ладонь. Оружие обладало прекрасным балансом — его можно было метать. Лезвие отточено как бритвенное.
— Отличное оружие, — восхищенно похвалил Воронин.
— Кустарная работа. Сделано, вероятно, на заказ и уж конечно в единственном экземпляре. Чувствуется рука мастера.
— Мастера. — задумчиво повторил полковник.
Ему в голову пришла мысль: нужно поднять архивы ФСБ, подключить специалистов, провести более скрупулезное изучение ножа. Если его сделал мастер, спецы должны определить его почерк, стиль, должны что-нибудь да найти.
— Нож я заберу с собой, — заявил он.
— Это улика, — с сомнением покачал головой Гобято.
— Я все улажу. К тому же я его верну.
— Тогда я не против.
После короткой паузы капитан продолжил:
— Что касается смерти Бориса Коробкова, то тут и вовсе гордиев узел. Умер он от попадания воды в легочные пути, но до этого отравился снотворным. Спрашивается: зачем топиться, когда и так отравился? Непонятно.
— Да уж.
— Я вижу одно разумное объяснение.
— Какое?
— Самоубийства подстроены. Но помните: это лишь предположение. Для утверждения пока мало фактов.
— Тогда каковы мотивы убийства?
— А вот этого я как раз и не знаю.
— Может, есть версии?
— Не любитель я гадать на кофейной гуще, — капитан проницательно посмотрел на Воронина. — Может быть, вы подскажете мотив?
— Я? — удивился тот. — С чего вы взяли?
— Попросту предположил. Ведь зачем-то вы сюда приехали? И уж конечно не для того, чтобы поболтать с провинциальным капитаном. Теперь ваша очередь рассказывать. Мне не терпится услышать, как связано это дело с вашим появлением. Ведь это из-за него вы здесь? Правда? Расскажите, а там мы вместе подумаем, — добродушно предложил Гобято. — Одна голова — хорошо, а две — лучше.
Воронин задумался. Простота и непосредственность капитана подкупали. Он внушал доверие. «А чем я, собственно, рискую? — решил полковник. — Умный совет никогда не помешает.»
— У меня со вчерашнего вечера не было и крошки во рту. Может, сходим перекусим? Заодно и поговорим, — предложил он.
Гобято согласился.
— У нас тут за углом неплохое кафе. Можно зайти туда, если вы не против.
— Вам виднее.
При мысли о чашке горячего кофе и порции чего-нибудь мясного аппетит разыгрался с невообразимой силой.
«Если это убийство, — размышлял Воронин по дороге, — значит, за ограблением кто-то стоит. Но кто? Кому понадобилось забираться в дачу старого генерала? А главное, с какой целью? Что интересовало грабителей?» Полковник понял, что вот-вот найдет ответ. Но мысли о завтраке мешали думать о деле.
Глава 9
Докурив пятнадцатую за утро сигарету, Егор выкинул окурок в открытую форточку. Настроение было дрянное. Тягостное ожидание решения своей дальнейшей участи держало его в постоянном напряжении, не давая расслабиться. По мере приближения к загородной даче Лысого, где была назначена встреча, становилось все тревожнее. Чувство обреченности и безысходности усиливало ощущение злого рока, преследовавшего его в последнее время. Да и как не поверить в рок, если всего за несколько дней свалилось столько несчастий: болезнь брата, предательство любимой девушки и, наконец, угроза полного разорения! Все, что было нажито кропотливым трудом, все, к чему стремился и о чем мечтал, рушилось на глазах. Создавалось впечатление, что падаешь в бездонную пропасть, в темную бездну, из которой уже не выбраться.
