– Убери, – сказал Жора.
– Захлопнись, – ответил Шуба. – Дай оглядеться.
Похоже, они в самом деле оказались на крыше лифтовой кабины. Она была накренена под небольшим углом; в середине площадки из кучи каких-то полусгнивших тряпок торчал металлический блок, где крепился трос. Чебур был практически обезглавлен, на шее болтался лишь фрагмент нижней челюсти; куда удивительнее Жоре показалось то, что сержант Воронько приземлился без брюк и трусов. Мясо на его правой ноге было вспахано от промежности до колена.
Жора поднес руки к глазам. Ощупал голову. Посмотрел вниз, на ноги. Он вполне представил, во что мог превратиться по дороге сюда и во что может превратиться в любую секунду.
– Убери зажигалку, идиот, – повторил он.
Шуба не слушал. Шуба, широко открыв рот, что-то разглядывал у себя. Это, верно, когда-то была его правая голень, перебитая выстрелом. а чуть ниже находилось то, что осталось от лодыжки и ступни после трудного ночного перелета. Осталось совсем немного. И ботинок, который каким-то чудом держался на этом костном рагу, был здесь явно лишним. Шуба взвыл, подняв вверх мокрое перекошенное лицо. Кажется, только сейчас, разглядев эту жуткую картину, он почувствовал боль в полной мере.
Пока Шуба выл и стенал, Жора осторожно подвинулся к нему, забрал зажигалку и выключил ее. Зажигалка была горячей, как сам огонь. Они снова окунулись в темноту.
– Нога, моя нога, нога!!!.. эх, что за ео-о!.. нога! нога!
– Помолчи, – сказал Жора. – Не расходуй силы. Надо перевязать ее, пока кровь не ушла.
Он стянул с себя футболку, разорвал ее. Услышав треск ткани, Шуба на время заткнулся.
– Что ты собираешься делать? – спросил он. Таким голосом мог бы разговаривать покойник Воронько.
– Наложу жгут и перевяжу тебе ногу, – ответил Жора. – А потом полезем наверх.
Шуба, кажется, смеялся. Жора понял это по ритмичному вздрагиванию лифтовой кабины. Потом раздались удары: бам, бам, бам.
– Успокойся, Шуба. Не молоти. Там наверху кто-то мог остаться, они услышат. Лезть не так уж высоко. Мы пролетели не больше десятка метров – иначе от нас остались бы коровьи лепешки.
– А как ты собираешься лезть? – орал Шуба. Похоже, его нисколько не заботили бандиты, оставшиеся наверху. – По стене? По воздуху?
– По арматуре, – спокойно ответил Жора. – Лежи тихо. Сейчас я перевяжу…
Из Шубиного угла послышался сдавленный плач. И снова – удары. Он молотил кулаком по кабине, а потом, видно, подключил к этому делу и здоровую ногу.
– Расцелуй меня в одно место, жопа Владимирович. Конечно, он вылезет: по арматуре, по арматуре, такой ловкий, проворный. А я здесь останусь лечить свою ногу. Догнивать. Да расцелуй ты меня лучше в. Нет, ни хрена у тебя не выйдет. Будем куковать вместе. Ку-ку. Где ты там, але? Ку-ку, жопа Владимирович.
– Успокойся, Шуба, давай без глупостей. Как-нибудь вылезем вместе. В крайнем случае я найду людей, приведу сюда.
В ответ раздался уже не стук, а оглушительный лязг. Похоже, Шуба нашел где-то обломок арматуры и теперь молотил им изо всех оставшихся сил. Этот звук заменял ему и крик, и вой, и ругательства – все на свете. Лифтовая кабина гудела, как колокол.
– Ползи ближе! – хрипло каркал Шуба. – Давай!
…бац-бац!
– И тебе уже ничего больше не захочется, жопа ты Владимирович! Никуда не надо будет лезть!
Бац-бац-бацбац!
– Где ты там?
Он швырнул арматурину, и она дзынькнула по бетону рядом с Жориной головой. К тому времени, когда Жора нашарил ее под мышкой то ли у Чебура, то ли у Воронько – Шуба снова был во всеоружии и снова молотил чем-то тяжелым, железным.
– Не вижу, але! Ты где?
…бацбацбац!
– А хочешь, скажу, сколько раз я успел трахнуть твою сучку? А?.. Вот не помню, хоть убей. Надо было записывать, наверное. Раз пятнадцать, а может, шестнадцать. Или восемнадцать. Ты меня слышишь, жопа Владимирович?
Жора слышал. У Шубы обнаружилось просто необыкновенное чувство юмора. Настоящий клад.
Бац-бац!
– …И ты знаешь, я так волновался, что сперва не туда попал. Но ей понравилось, честное слово! Она так задышала подо мной!.. Ты еще не пришел, але?
3.
Когда, судя по звуку голоса, до цели оставалось не больше полуметра, Шуба что-то заподозрил. Перестал стучать. Жора застыл на корточках в неловкой позе.
– Ага, – сказал курьер. – Как приятно. Ближе, еще немного поближе…
Больше он ничего не успел сказать. Жора ударил наугад, и арматурина ткнулась в мягкое. Раздался короткий вскрик, затем левую Жорину руку будто опалило огнем. Хрустнула кость.
Но Жора бил снова и снова. Он хорошо понимал теперь Шубу, от невыносимой боли молотящего по лифтовой кабине. Правильно: бить, бить, только бить. Спустя какое-то время под арматуриной захлюпало. Жора отпрянул в сторону, подождал. Ни движения, ни звука. Лишь рука звенит от боли и размеренно капает вода – видно, наверху идет дождь.
Жора вытянул вперед правую руку, потрогал. Мокро. Мертво. Он ощупывал дальше темноту, желая убедиться в этом наверняка. Ворот рубашки, выше – шея, она легко продавливается под пальцами, будто мешочек с теплым рисом. Подбородок, открытый рот. Сталь звякнула о зубы. Шуба слабо шевельнулся. Захрапел. Жора сел рядом и подобрал колени.
Его трясло.
Кабина могла сорваться в любую секунду, это так. Но он должен вспомнить все, прежде чем идти дальше. «Ведь я так хотел дожить до этой минуты, я даже кому-то пообещал, верно?» – спросил себя Жора. Да. Вот это: запах лимонной настойки, стянутый у горла ремень. Немые крики. Удушающая бессильная злость. Жопа Владимирович. Бешенство.
– Шуба, надеюсь, ты слышишь меня, – сказал Жора. – Когда ты дрых в купе сегодня днем, мы с Леной смогли немного поговорить. Я поклялся ей, что убью каждого из вас. Кафана. Тебя. Этого милиционера, Балчи… Вгоню каждому кол в сердце.
Шуба лежал тихо. Может, уже кончился.
– Я забыл об этом, когда тебе и мне, нам обоим, понимаешь? – угрожала одинаковая опасность. Наверное, забыл. Но ты мне напомнил, спасибо.
Жора медленно поднялся, нашаривая в темноте стальные прутья. Он поставил ногу на один из прутьев, схватился за другой, повыше, здоровой рукой. Избитое тело попыталось взбунтоваться, но боль уже потеряла какое-либо значение.
– Мне кажется, Шуба, с тебя хватит, – сказал он. – На этом все. Счастливого полета.
Повиснув на арматуре, Жора стал раскачивать свободной ногой кабину лифта. Кабина терлась о сталь и бетон, издавая душераздирающий скрежет, и двигалась сперва с явной неохотой. С нее что-то осыпалось и летело вниз, в бездонную пустоту.
Но амплитуда постепенно увеличивалась. И скрежет перешел в ритмичный, высокий металлический визг. Пару раз Жоре послышался голос Шубы – он ругался? или плакал? Жора решил не останавливаться. Может, это только показалось. Он толкал еще и еще. Сильнее…
