Оттуда ничего не выпало.
Какое разочарование!..
Прошлый раз в свернутой салфетке отыскалась тайно вложенная записка. Каким образом Мингслею это удалось, Серилла понятия не имела, но – удалось же, и она крепко надеялась снова получить от него весточку. Она ведь ответила на ту первую его записку, положив, как он и наказывал, свой ответ под цветочный горшок в заброшенном садике позади дома. Когда-то там выращивали душистые травы, но теперь в садик очень редко кто-либо заглядывал. Позже Серилла проверила, на месте ли ее письмецо, и убедилась, что его забрали.
Мингслею уже пора было бы вновь написать ей…
Если только все это не было хитростью, спланированной и претворенной Роэдом. Вот уж кто был готов всех и каждого подозревать! Похоже, Роэд открыл для себя, какую власть давала человеку жестокость, и это открытие буквально на глазах разъедало его душу. Сам он был решительно неспособен хранить секреты, зато винил всех вокруг в распространении слухов, то и дело ужасавших Удачный. Роэд без конца хвастался Серилле, что за жуткие происшествия настигали всякого отваживавшегося поднять против него голос, но в непосредственном участии в описываемых расправах не сознался ни разу, выражаясь примерно так: «Двиккера славно поколотили за его наглость. Справедливость восторжествовала!» Вероятно, Роэд рассчитывал, что подобные разговоры привяжут ее к нему. Получалось, однако, противоположное. Серилле уже делалось тошно и холодно при одной мысли о нем. Она была готова рискнуть всем, чем угодно, лишь бы избавиться от него.
Когда от Мингслея поступила та первая записка с предложением союзничества, Сериллу, помнится, потрясла его смелость. Записка-то выскользнула из салфетки прямо ей на колени, когда она обедала с главами удачнинского Совета. Следовало предположить, что кто-то среди них был причастен к появлению тайного письмеца. Серилла пристально вглядывалась в лица, но не нашла никаких подтверждений и решила, что отправитель, скорее всего, действовал при посредстве слуг. Слугу, как известно, очень легко подкупить.
Решение написать ответ далось Серилле ценой мучительных размышлений, длившихся целый день, и когда наконец она сунула кусочек бумаги под цветочный горшок, на душе скребли кошки: что, если она уже опоздала? Но нет, записку забрали. Ладно, и где же новая?
Быть может, она написала слишком сдержанный ответ? И Мингслей счел ее тон плохой платой за собственную откровенность? Он-то прямо в лоб и без обиняков предложил ей сделку, от которой она, прямо скажем, подпрыгнула. Для начала он поклялся в верности лично ей и сатрапу, которого она представляла. Затем всячески покрыл тех, кто подобной верности не изъявлял. Не стесняясь в выражениях, Мингслей описал, как предатели из числа «новых купчиков» замыслили похитить сатрапа из дома Давада Рестара, и не просто замыслили, но и заручились поддержкой со стороны джамелийских вельмож и калсидийских наемников, которым – тем и другим – были плачены немалые деньги. Однако план провалился. Калсидийцы, напавшие на Удачный, прельстились возможностью пограбить и нарушили союзнические клятвы. А столичные царедворцы перегрызлись между собой до такой степени, что ни до чего прочего им просто не было дела. Некоторые глупцы из числа предателей ждали появления джамелийского флота, который-де поможет им захватить и удержать власть в Удачном. Так вот, Мингслей полагал, что надеялись они зря. Сторонники традиций в Джамелии обладали позициями гораздо более сильными, чем думалось заговорщикам. Короче говоря, заговор пошел прахом как в Удачном, так и в столице, и все благодаря ее, Сериллы, своевременному вмешательству. Все были наслышаны о ее смелом шаге, позволившем вырвать государя из рук злодеев. А кое-кто даже слышал, будто сатрап пребывал сейчас под хранящим крылом семейства Вестритов.
Письмо Мингслея отличалось прекрасным почерком и тщательным подбором слов. Далее он сообщал, что он сам и другие честные люди из «новых» были весьма озабочены очищением своих имен от незаслуженной грязи и, конечно, сохранением своих вложений в Удачном. В чем их премного вдохновило отважное заявление Сериллы о невиновности Давада Рестара в приписываемых ему преступлениях против сатрапии. Самая простая логика подсказывала: если невиновен Давад, значит, нечего клеймить и его ближайших товарищей по торговому делу. Так вот, эти честные, но постыдно оболганные люди очень хотели бы заключить мир и союз с торговцами из старинных семей, чтобы вместе с ними встать под знамя сатрапа.
И далее Мингслей переходил непосредственно к делу. «Верные» из числа «новых» хотели, чтобы Серилла замолвила за них словечко перед Советом Удачного. А прежде того – избавилась от Роэда Керна, у которого голова была определенно слишком горячая, а руки – по локоть в крови. Вот тогда можно будет договариваться дальше. А в обмен на «отставку» Роэда «верные» снабдят Сериллу списком «новых купчиков», состоявших в заговоре против сатрапа. В этом списке она найдет не только жителей Удачного, но также столичных вельмож и калсидийских владык, оказавшихся замешанными в деле. Тут Мингслей вполне бесхитростно намекал, что сохранение сего списка в тайне могло принести его обладателю – или обладательнице – весьма нехилые дивиденды. Женщина, владеющая подобными сведениями, вполне могла позволить себе спокойную и независимую жизнь – хоть в Удачном, хоть в Джамелии.
Серилла сделала вывод, что Мингслей дотошно побеседовал с кем-то, кто очень хорошо ее знал.
Решив все же ответить, она составила весьма нейтральное и выдержанное письмо. Она не стала обращаться к нему по имени и подавно своим именем не подписалась. Несколько коротких строчек просто сообщали, что она нашла его послание многообещающим и интересным. Намекнула, что среди ее нынешних союзников найдутся люди, готовые чутко отнестись к возможности подобных переговоров. Готов ли он назначить место и время для встреч?
Трудясь над ответом, она всячески принуждала себя мыслить холодно и бесстрастно. В политических играх подобного рода редко обходилось без обмана, а уж о правилах чести не стоило и говорить. Вот сделать хорошую мину при плохой игре – это запросто. Сию науку ей вполне преподал еще прежний сатрап… Теперь Серилла взывала к его тени, стараясь применить к создавшемуся положению ясность взгляда, свойственную покойному старику. Что касается заговора против Касго, у Мингслея самого было рыльце в пуху. Уж слишком хорошо он был обо всем осведомлен. Но вот прилив сменился отливом, и Мингслей решил перебежать на другую сторону. Отчего ж не помочь, если только она сможет? Ей это пойдет на пользу, тем более что и сама она в данное время занималась примерно тем же. Можно будет использовать сотрудничество Мингслея, заручаясь доверием Роники Вестрит и ее единомышленников в Совете. Как горевала Серилла, что Роника не жила более в одном с нею доме! Нет, она не жалела, что вовремя предупредила старуху. Все было к лучшему: обманув таким образом Роэда, Серилла вернула себе некоторую толику мужества, необходимого, чтобы снова начать самой определять свою жизнь. А Ронике она со временем намекнет, кто именно тогда ее выручил. Подумав так, Серилла угрюмо улыбнулась собственным мыслям. Чего доброго, скоро она, как тот же Мингслей, примется по-новому толковать все, что сделала, выставляя себя в выгодном свете.
