Теллар, изящный зеленый певец, стрелой взлетел вверх, к границе Пустоплеса. Высунул голову в воздух, задрал ее к ночному небу и громко позвал. За Телларом кинулся весь Клубок. Змеи мчались быстрее всплывающих пузырей, чтобы высунуть головы следом за певцом. Их голоса слились в один волнующий хор. Неожиданно появился Моолкин. Он так спешил, что вылетел в воздух едва ли не на треть длины.
– Тихо! – приказал он, бухнувшись в воду и вынырнув снова. – Послушаем!
Головы и выгнутые шеи Клубка покачивались на пологих волнах. Высоко вверху плыла холодная зимняя луна и распускались крохотные белые лепестки звезд. У всех змеев торчком стояли напряженные, полные яда гривы – должно быть, морская поверхность казалась луне луговиной, полной ночных цветов.
Какое-то мгновение змеи слышали только плеск воды и дыхание ветра…
Но потом где-то вдали зазвучал голос невообразимой притягательности и чистоты.
– Придите ко мне, придите, и я помогу вам вспомнить себя. Придите к Той, Кто Помнит, и ко всем вернется прошлое, а с ним каждый получит и будущее. Придите! Придите!
Теллар затрубил, охваченный вдохновением и восторгом.
– Тихо! – сурово повторил Моолкин. – А это еще что такое?
Ибо к первому голосу неожиданно присоединился второй. Этот новый голос был несколько странным. Ему недоставало протяжности и глубины, отчего и слова звучали довольно-таки необычно. Но кто бы она ни была, эта вторая самка, она эхом повторяла призыв Той, Кто Помнит.
– Придите ко мне, придите! Вас ждет будущее и прошлое! Придите, и я поведу вас, я буду вас защищать. Придите и повинуйтесь моему слову, и я отведу вас домой. Вы снова встанете на крыло, вы снова взлетите!
Все головы повернулись к Моолкину, все сверкающие глаза устремились на вожака. Его грива жесткий щетиной обрамляла горло, с каждой мясистой иглы капал яд.
– Мы идем! – протрубил Моолкин, впрочем негромко – так, чтобы слышал только Клубок, но не обладательницы манящих голосов. – Мы идем… но с должной осторожностью. Происходит нечто непонятное… а нам уже случалось обманываться, и жестоко. Идемте же… Все за мной!
С этими словами он откинул громадную голову и во всю ширь распахнул челюсти, а золотые вереницы ложных глаз по бокам засверкали ярче звезд и луны. И на сей раз, когда он заговорил, его голос обладал такой мощью, что вода кругом задрожала.
– МЫ ИДЕМ! – проревел Моолкин. – МЫ ИДЕМ ЗА СВОЕЙ ПАМЯТЬЮ!
И, погрузившись в воду, он рванулся вперед сквозь Доброловище. Весь Клубок понесся за ним. Белый змей задержался на поверхности и остался один. Шривер оглянулась: она по-прежнему не доверяла ему.
– Дурачье, дурачье, дурачье!.. – скорбно повторял Падаль, обращаясь к ночному небу. – И я – самый худший дурак…
Издал дикий крик – и бросился догонять остальных.
Та, Кто Помнит, оставила корабль, чтобы приветствовать собратьев. Молния уговаривала ее остаться, предлагая вместе встретить Клубок, но она просто не смогла удержаться на месте. Ее жизненное предназначение плыло к ней, облеченное в плоть, и оттягивать эту встречу просто не было сил. Она пыталась напустить на себя должную величавость и вместе с тем отчаянно торопилась, и в результате движения ее искалеченного тела утрачивали последнюю ловкость, она плыла неуклюже, рывками и совсем не так быстро, как ей бы хотелось. Как не соответствовало ее тело воспоминаниям о прежних таких встречах!.. Ей полагалось быть вдвое крупней нынешнего, она представала змеей-великаншей, вооруженной могучими мышцами и достаточным количеством ядов, чтобы без устали наделять Клубок за Клубком полной памятью о драконьем наследии.
Но прочь все сомнения! Так или иначе она отдаст им все, что у нее есть. Этого должно хватить, чтобы…
Когда они сошлись достаточно близко, чтобы оценить яды друг дружки, она замерла, недвижно повиснув в толще воды и ожидая их приближения. Первым к ней подплыл вожак – могучий, покрытый шрамами змей, пламеневший золотом ложных глаз. Остальные рассыпались веером, все как один головами в ее сторону. Шумный беспорядок морских волн остался далеко вверху, здесь было тихо, и змеи держались так неподвижно, как умеют только водные существа, выросшие в этой стихии. Сколько их!.. Очень скоро они сольются воедино, связанные наследной памятью своего рода… Та, Кто Помнит, раскрыла рот, обнажая зубы в ритуале приветствия. И стала потихоньку трясти гривой, пока длинные, полные яда шипы кругом ее шеи не развернулись во всем своем великолепии. Каждый шип выпрямился и теперь надувался, готовый выплеснуть яд. Она тщательно следила за собой, за работой своего тела. Ей предстояло не одну случайную змею пробуждать. Перед ней был целый Клубок!
– Моолкин, вождь Клубка Моолкина, приветствует Ту, Кто Помнит, – назвался вожак.
Взгляд его громадных медных глаз скользил по ее телу, не способному как следует распрямиться. Он позволил им чуть померцать – это могло означать ужас и жалость, – и взгляд снова сделался непроницаемым. В свою очередь, он обнажил грозные клыки, она подалась вперед и чуть коснулась его зубов своими. Его грива сразу же напряглась, как и предписывал ритуал. Та, Кто Помнит, хорошо знала: его Клубок успел привыкнуть к ядам своего вожака, а потому окажется тем более восприимчив к ее ядам, если они должным образам сольются с ядами Моолкина. Без него у нее может даже и не получиться… Она чуть дохнула своими токами в его разверстую пасть. Он глотнул. Она ожидала. Вот его глаза медленно замерцали, а по гриве пробежала радуга красок, окрашивая шипы то лиловым, то розовым. Та, Кто Помнит, дала ему время приспособиться… А потом – почти томно – принялась обвивать его длинное тело своим. Моолкин подчинился ей. Так тому и следовало быть.
Она устроилась поудобнее, чувствуя, как слизь, покрывающая ее чешуи, смешивается с его слизью. Прикрыла глаза. Внутри ее тела шла бешеная работа, оно отдавало все силы, извергая нужные соки. И вот наконец, объятая экстазом воспоминаний, она сплела свою гриву с его гривой – и они разом выметнули густое облако ядов!.. Впервые в этой жизни Та, Кто Помнит, дышала чужими выделениями. Это было сродни потрясению, ее сознание даже чуть затуманилось.
Но затем все ее чувства обострились самым удивительным образом. Отныне она знала каждого змея в Клубке точно так же, как знал их вожак. Она вобрала его путаные воспоминания о прежних путешествиях в эти воды, кончавшихся ничем, – и распутала все узлы, соединила концы… сама причастившись бесцельных странствий затерянного, брошенного поколения. Жалость остро рванула душу. Как мало осталось среди них самок! Какими старыми, битыми жизнью они выглядели! Несчастные души, на столетия застрявшие в телах, предназначенных лишь для кратковременного использования! Однако гордость, которую она сейчас испытывала, быстро заслонила все прочие чувства. Ее племя все-таки выжило. Несмотря ни на что. А это значит, что уж теперь-то великое странствие будет доведено до конца. Они построят себе коконы и вылупятся из них драконами, могучими и прекрасными. Повелители Трех Стихий снова воспарят в небеса…
Она ощутила полнейшее духовное единение с Моолкином.
