Кеннит незаметно покосился на свое запястье и увидел знакомую язвительную ухмылку. Он заставил себя одолеть гнетущее беспокойство и загнал его куда подальше. Нет уж, он не удостоит несносного малютку ответом! Он забрал свой костыль, на время спуска по трапу оставленный валяться на баке. И проворно заковылял в сторону, чтобы не мешать матросам, переставлявшим парус согласно последним распоряжениям Йолы.
Отогнать от себя тревожащие мысли оказалось много труднее. Так что же все-таки произошло, когда они с боем покидали остров Других? Кругом свирепствовал шторм, а Уинтроу лежал на дне лодки и, по всей видимости, находился при смерти. А он, Кеннит, неописуемо разъярился на злодейку судьбу, вознамерившуюся отнять его счастье, как раз когда всего лишь шаг отделял его от осуществления заветных мечтаний. Тогда-то он и поднялся во весь рост в утлой шлюпке, грозя морю кулаком и запрещая волнам топить его, а ветру – противостоять. И ведь они прислушались к его слову! Более того – из пучины поднялась морская змея, та, вызволенная на острове. И помогла воссоединить шлюпку с его кораблем.
Кеннит глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь заглушить страх перед собственной божественной силой. Хватит уже и того, что перед ним самым неприличным образом благоговела команда, готовая помереть от ужаса при малейшем признаке его недовольства. Даже Этта, и та содрогалась от его прикосновения и, разговаривая с ним, не смела поднять глаз. Конечно, она то и дело срывалась на прежнюю близость, но лишь для того, чтобы тотчас осознать собственную греховность.
И только корабль общался с ним без всякого страха – как прежде. И, хуже того, Проказница аккурат нынче созналась, что сотворенное им чудо воздвигло между ними еще одну препону. «За что?» Кеннит положительно отказывался становиться жертвой их суеверий. Мало ли что произошло! Надо принять это и жить дальше.
Как ни крути, командование кораблем подразумевает некоторую отстраненность капитана, его отчуждение от простых смертных людей. Капитан не может позволить себе быть своим в доску с кем бы то ни было на борту. И Кеннит всегда наслаждался духовным уединением, даруемым властью. Его нынешнее положение несло с собой и иные выгоды. Его бывший старпом, Соркор, до некоторой степени утратил почтительность с тех пор, как взял под свое командование «Мариетту». И что же? «Чудо о шторме» мгновенно и основательно упрочило Кеннита в его глазах как высшую и недосягаемую величину. Бывший старпом смотрел на него теперь, как на настоящего живого Бога.
Но у медали имелась и еще одна сторона. Кеннит отчетливо понимал одну простую вещь: чем выше заберешь, тем больней падать. Так вот, стоит теперь допустить малейшую ошибку – и ему конец. Полный и окончательный. Путь, на который он вступил, делался все уже и круче.
Кеннит подумал об этом хорошенько и скривился в своей обычной полуулыбке. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь догадался о его озабоченности!
Твердо шагая, он направился к каюте Уинтроу.
– Уинтроу. Попей водички. Попей.
Этта поднесла к его рту маленькую влажную губку и сжала ее пальцами. Потекли капли. Обожженные губы дрогнули, приоткрываясь. Распухший язык слабо шевельнулся во рту, и Уинтроу сглотнул. Едва, впрочем, при этом не задохнувшись.
– Еще? – спросила Этта заботливо. – Хочешь еще? Она низко склонилась над ним, вглядываясь в его лицо и напряженно ожидая ответа. Ну пожалуйста. Ну хоть что-нибудь! Пускай бы дрогнуло веко. Или ноздри затрепетали.
Ничего.
Этта вновь смочила губку.
– Еще водички, – то ли попросила, то ли предложила она. Тонкая струйка снова пролилась в его рог. Уинтроу послушно сглотнул.
Этта еще трижды поила его. Последняя толика воды стекла по синюшно-багровой щеке. Этта осторожно промокнула ее – и вместе с тряпочкой отстал лоскут кожи. Этта отставила чашку и сидела неподвижно, вглядываясь в изуродованное лицо. Утолил ли он жажду или просто устал глотать? Она попробовала сосредоточиться на положительных сторонах происходившего. По крайней мере, Уинтроу был жив. Он дышал. Он пил воду. Достаточные основания для надежды? Как сказать…
Этта положила губку в блюдце с водой и стала рассматривать собственные руки. Она тоже порядком обожглась, спасая Уинтроу. Когда она подхватила паренька, не давая ему тонуть, с его одежды ей на кожу попало вполне достаточно ядовитой змеиной слизи. После нее остались блестяще-красные пятна и полосы, болезненно саднившие от всякого прикосновения, от холода и от тепла. Вот таких дел наделала отрава даже после того, как почти вся ее сила ушла на одежду и кожу Уинтроу.
Ну а что сделалось с бедным мальчиком, словами просто не передать. Добротная одежда Уинтроу истончилась, расползлась и разлезлась в клочки, а тело… тело, кажется, начало таять, словно снег в кипятке. Его рукам досталось больше всего, но попало и по лицу. Даже волосы оказались почти съедены, так что вместо аккуратной моряцкой косички на голове Уинтроу теперь торчали неровные черные клочья. Да и те Этта сразу обрезала как можно короче, чтобы не прилипали к открытым ожогам.
От этого несчастный парнишка стал выглядеть еще младше, чем был.
Кое-где его раны можно было счесть простыми солнечными ожогами. В других местах здоровая загорелая кожа перемежалась с влажными пятнами обнаженного мяса. Лицо сплошь распухло, глаза превратились в щелки, а пальцы – в сосиски. В груди хрипело и клокотало. Простыни липли к мокнущим ожогам. По всему выходило, что парень должен был жутко мучиться от боли, но, странное дело, он почти не выказывал признаков страдания.
И вообще он до такой степени ни на что не отзывался, что Этта всерьез боялась, уж не означало ли все это приближения смерти?
Она крепко зажмурилась, прогоняя прочь черные мысли. Если Уинтроу умрет, в ее сердце воскреснет вся та боль, которую, как ей казалось, она уже заставила себя пережить и запереть в прошлом. Какая чудовищная несправедливость – потерять его именно теперь, когда она только-только привыкла ему доверять! Он выучил ее грамоте. А она выучила его драться. Она так ревниво оспаривала у него внимание Кеннита, что даже сама не заметила, в какой момент парнишка сделался ее другом.
Как могла она допустить подобную неосторожность?
Потянуться к кому-то, опять делаясь уязвимой?
Так уж получилось, что она знала его лучше, чем кто-либо другой на борту. Для Кеннита Уинтроу был чем-то вроде счастливой карты в игре, пророком его грядущих побед. Конечно, Кеннит ценил парня. Может, даже любил его – на свой скупой и скаредный лад. И команда приняла Уинтроу. Сперва – весьма неохотно. Но какая отцовская гордость проснулась в Кеннитовых головорезах, когда в Делипае кроткий тихоня повел себя как мужчина, выхватил нож и поднял голос, провозглашая Кеннита королем! Как всем хотелось, чтобы Уинтроу отправился на Берег Сокровищ! Моряки были уверены: любая его находка окажется знамением будущего величия короля Кеннита. Даже Соркор не просто терпел паренька. Он баловал его и любил.
Но никто из них не знал его так, как знала она. Если он умрет, они опечалятся. А она, Этта… Она будет ограблена.
