Ну тогда помирай, – ядовито хмыкнула драконица.
«Я не хочу умирать!» – вырвалось у Уинтроу. По крайней мере в этом он был совершенно уверен.
И я не хотела, – безжалостно заметила драконица – Однако пришлось. Сколько бы воспоминаний о полетах я ни хранила, моим крыльям так и не суждено было развернуться. Меня, не дав вылупиться, вышвырнули из кокона, чтобы построить этот корабль. То, что должно было стать моим телом, бросили на холодный каменный пол. Осталась только память – память, запасенная в слоях кокона, память, которую я должна была заново впитать под лучами теплого летнего солнца. И я не могла развиваться и жить иначе, кроме как на воспоминаниях твоих соплеменников. Я принимала то, что вы мне давали, и с течением времени я «пробудилась». Но это была уже не я сама. Нет, я обрела ту форму, которую придали мне вы, и личность, сложившуюся из ожиданий твоей семьи. Мне дали имя: Проказница.
Внезапная перемена положения тела окатила Уинтроу огненной волной боли, выдергивая из облюбованной глубины. Он ощутил дуновение ветра и солнечное тепло. Даже такое прикосновение оказалось невыносимым для уничтоженной кожи. Но хуже всего был голос, с любовью и заботой окликавший его по имени:
– Уинтроу! Уинтроу, ты слышишь меня? Это я, Проказница! Где ты, Уинтроу, почему я совсем не чувствую тебя?
Разум живого корабля ощупью тянулся к нему. Уинтроу мысленно съежился, пытаясь уйти от соприкосновения.
Надо стать еще меньше, еще незаметнее! Ведь стоит Проказнице к нему прикоснуться, она тотчас узнает все, что стало известно ему самому. И что тогда с нею будет? Что сотворит с ней подобная правда?
Боишься, что Проказница спятит? Да еще и тебя за собой утащит в безумие?
В голосе драконицы прозвучал свирепый восторг: она как будто угрожала ему. Уинтроу похолодел от страха, внезапно осознав, что темная глубина, в которой он спрятался, была не убежищем, а скорее ловушкой.
«Проказница!» – завопил он что было мочи, но тело отказалось повиноваться ему. Даже губы не шевельнулись, и крик так и остался безмолвным. Хуже того: драконица властно объяла и заглушила самую его мысль. Уинтроу попытался бороться… все тщетно. Гигантская нематериальная сущность держала его так крепко, что он забыл, как дышать. Сердце беспорядочно колотилось в груди. Боль наотмашь хлестала слабо подергивавшееся тело. Откуда-то из другого мира, с залитой солнцем палубы корабля доносились испуганные и беспомощные голоса. Постепенно душу и тело Уинтроу охватила неподвижность и темнота, лишь чуть-чуть отличавшаяся от мрака самой смерти.
Ну вот и ладненько, – удовлетворенно произнес голос. – Полежи смирно, малыш. Сделай милость, не пытайся бороться со мной. Тогда мне не придется тебя убивать. – Драконица помедлила и добавила: – Честно признаться, я совсем не хочу, чтобы для кого то из нас дело кончилось смертью. Мы так плотно связаны вместе, что смерть одного очень скверно отзовется на остальных. Если бы ты удосужился хоть немного подумать, ты бы и сам это понял. Сейчас я дам тебе передышку. Используй ее, что бы здраво обдумать положение дел!
Легко сказать… Покамест Уинтроу было попросту ни до чего: остаться бы в живых! Наконец его легкие встрепенулись, грудь втянула воздух, и сердце застучало ровнее.
Где-то очень далеко, на самом краю восприятия, раздавались возгласы облегчения. Боль, правда, и не думала отступать. Его тело, что называется, криком кричало о том, что ему нанесен тяжелый ущерб. Уинтроу как мог попытался отстраниться от боли и заставить свой разум сосредоточиться на «положении дел».
Неожиданная вспышка раздражения драконицы заставила его испуганно съежиться.
Во имя всего, способного летать! – рявкнула она. – У тебя что, совсем мозгов нет? Ума не приложу, и как только существа вроде тебя умудрились неимоверно расплодиться и заселить весь мир, не имея при том ни малейшего понятия о себе самих? Не пытайся отстраниться от боли, не воображай, будто это придаст тебе сил! Прислушайся к ней наконец, недоумок! Она же говорит тебе, где что не так, чтобы ты смог все поправить! Вот так и перестаешь удивляться, отчего это у вас такие короткие жизни. Прислушайся к ней, говорю! Попробуй! Вот так…
Матросы, державшие за углы простыню с лежавшим на ней Уинтроу, с бесконечными предосторожностями опустили свою ношу на палубу. Но невзирая на их искренние старания, Кеннит все же заметил, как по лицу юноши пробежала судорога страдания. Про себя Кеннит решил считать это обнадеживающим знаком. Хуже было бы, если бы парень совсем перестал отзываться на боль. Но потом носовое изваяние окликнуло Уинтроу по имени, а у него даже ресницы не дрогнули, и вот это было более чем скверно. Никто из стоявших кругом распростертого тела даже заподозрить не мог, до какой степени встревожился Кеннит. До этого момента пиратский капитан пребывал в железной уверенности, что голос Проказницы непременно пробудит парня к жизни. Но этого не произошло. Значит, вполне возможно, Уинтроу был близок к смерти. Или к тому пограничному состоянию между жизнью и смертью, когда от человека остается одна телесная оболочка, бессмысленный ком еще дышащей плоти, способный лишь к животным реакциям на происходящее. Кенниту доводилось своими глазами видеть, как такое бывает. Когда-то давно, когда его отца захватил в плен Игрот Страхолюд. Игрот был опытен и жесток. Дни шли за днями, а пленник, переставший быть человеком, не жил и не умирал.
Неужели и Уинтроу ждет та же судьба?
Приглушенный свет в каюте милосердно скрадывал подробности. Здесь, на палубе, под яркими солнечными лучами, очень трудно было заставить себя поверить, что с Уинтроу все будет хорошо. Слишком уж бросалось в глаза безобразие обожженного тела. Ко всему прочему судорога повредила только-только подсохшие струпья, из ран текла жидкость. Оставалось признать очевидное. Уинтроу умирал. Его юный пророк, его личный священник и прорицатель, умирал. И уносил с собой еще не рожденное будущее. Его, Кеннита, будущее. Капитан буквально задыхался от такой жгучей несправедливости. Он подошел так близко к исполнению самых своих заветных желаний. Ему оставалось лишь протянуть руку – и вот она, его мечта! А теперь, теряя какого-то подростка, не успевшего стать мужчиной, он терял все. Горечь и ужас просто не поддавались осмыслению. Кеннит плотно зажмурился, встречая жестокий удар злодейки-судьбы.
– Кеннит, Кеннит! – всхлипнул корабль, и капитан понял, что Проказнице внятно передались все его чувства. – Не дай ему умереть! – взмолилась она. – Пожалуйста, Кеннит! Ты же спас его из моря и от змеи! Что тебе стоит спасти его еще раз?
– Тихо! – перебил он почти грубо.
Ему нужно было сосредоточиться. Если парень действительно умрет, это разом отменит все милости, которые Госпожа Удача являла ему в прошлом. Хуже того: все его победы станут одним большим поражением.
А значит, Кеннит просто не мог допустить, чтобы это случилось.
Думать не думая о столпившихся матросах (а чуть не вся команда, притихнув, созерцала изувеченное тело Уинтроу), Кеннит присел подле него на палубу и долго вглядывался в неподвижное лицо. Потом коснулся указательным пальцем клочка уцелевшей кожи на щеке паренька. Тот еще не начинал бриться, кожа была гладкой и мягкой. Какой был красивый мальчишка, и как его изуродовало!
