– Эй, я достал его! Я все-таки уложил одного!
«Ну что, получила?..»
Назад! Не лезь! – эти слова ядовитыми колючками сидели у Альтии в голове. Они продолжали отдаваться в ушах все то время, что она занималась почти обычной работой, руководя моряками, приводившими палубу в должный порядок после сражения. Ей было горько. Значит, Брэшен продолжал-таки считать ее «юбкой». Беспомощной маменькиной дочкой, которую надо всемерно оберегать от опасностей. Не лезь! – приказал он ей. И сам сделал то, что собиралась сделать она. Выдрал абордажную «кошку», с которой не могли справиться ее хилые ручки. Понимал ли он, что беспредельно унижает ее, наглядно демонстрируя, – дескать, как ты, девочка, ни пытайся, все равно в серьезном деле на тебя положиться нельзя. Нету тебе доверия. Рылом не вышла…
Да еще у Клефа на глазах.
И не то чтобы ей так уж хотелось сражаться и убивать. Са свидетельница: ее до сих пор трясло от пережитого в битве. Тот миг, когда абордажные команды рванулись через борт «Совершенного», превратил ее в трепещущий комок нервов, и это состояние, должно быть, не скоро пройдет. Но она не забилась в истерике, не удрала прятаться, не потеряла способности соображать – гнала прочь страх и делала то, что следовало делать. И ей, дуре, казалось, будто она очень даже неплохо справлялась со своими обязанностями. Зря казалось, наверное. Она-то хотела доказать Брэшену, что является моряком ничуть не хуже всех прочих. Достойным начальником на корабле. А он очень доходчиво объяснил, какова ей на самом деле цена.
Она покинула палубу и отправилась наверх по снастям, якобы для того, чтобы проверить насчет погони. На самом деле ей хотелось провести некоторое время в одиночестве и тишине. Пока до греха не дошло. Прошлый раз, когда ей случилось впасть в подобный же гнев, тому причиной был Кайл. Но чтобы Брэшен – Брэшен! – сумел точно так же ее оскорбить? Невозможно поверить…
Забравшись повыше, она прижалась лбом к натянутому, едва слышно гудящему, как струна, канату и закрыла глаза. До сего дня она полагала, будто Брэшен ее уважал. Более того – она имела основания думать, что была не вполне безразлична ему.
И вот вам пожалуйста.
Особенно здорово все выглядело на фоне того, как тщательно она избегала любого сближения с ним, избегала даже ценой насилия над собственным чувством, – все ради того, чтобы доказать, какая она сильная и независимая. И конечно, ради поддержания дисциплины на корабле. А он? Неужели он видел в ней всего лишь игрушку? Забаву, которую он со спокойной душой отодвинул в сторонку, дорвавшись до капитанства?
Она чувствовала, что осталась ни с чем. У нее отняли право по-женски любить его… но не позволили взамен стать равным и уважаемым членом команды. Так кем же, позвольте спросить, она была для него? Кем? Или чем? Лишним багажом на борту? Источником нежеланного беспокойства?
Когда на них напали, он увидел в ней не боевого товарища, способного прийти на выручку, – нет, она была скорее помехой, ведь он разрывался между обязанностью защитить свой корабль и необходимостью оберегать эту дуру.
Альтия начала спускаться. Потом соскочила на палубу. Где-то глубоко внутри звучал тихий голосок сомнения, утверждавший, что она судила не вполне справедливо. Но большая часть рассудка, еще взбудораженная после пиратского нападения, слушать этот голосок не желала. Что-то переменилось в ней после того, как она оказалась лицом к лицу с вооруженными мужчинами, жаждавшими ее крови. Удачный и вся ее прежняя жизнь, все, что было в той жизни незыблемого, святого и благородного, отодвинулось в непомерную даль. На смену ей пришла совсем иная реальность. И если она собиралась выживать в этом мире, ей следовало быть по-настоящему сильной и уверенной в себе, а не слабым созданием, ищущим опоры и защиты.
На этом ее внутренний монолог вдруг прекратился; она неожиданно напоролась на правду. Так вот, стало быть, почему она так жгуче обозлилась на Брэшена. Не все ли равно, перед кем он выставил напоказ ее слабость! Главное, что он раскрыл глаза ей самой. И все. И прости-прощай с таким трудом нажитая уверенность в себе. Все ее отчаянное мужество, все ее упорное стремление трудиться и драться так, словно не было физической разницы между нею и мужчинами, – все это растаяло, как весенний снежок. Ведь даже и того пленника она не сама свалила. Его шарахнул по голове Лоп. Полудурок Лоп. Даже от него, при всей его глупости, было больше пользы в бою. Только потому, что в отличие от нее здоровяком родился.
Наверное, Альтия долго еще занималась бы самоедством, но тут к ней подошла Йек. Она широко улыбалась, на щеках горел румянец: битва славно раззадорила северянку.
– Тебя кэп зовет, – сказала она. – Что-то насчет пленника.
Альтия поймала себя на том, что избегает смотреть ей в глаза. В этот миг она все готова была отдать, только чтобы поменяться с Йек силой и статью.
– Пленник? – растерянно спросила она. – Я почему-то думала, их у нас несколько.
Йек помотала головой.
– Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет, – сказала она. – Тот малый, которого приласкал Лоп, так и не очухался. Выпучил, знаешь ли, глаза, подергался немножко – и помер. Жалко, право слово! Какой-никакой, а все-таки предводитель. Вел одну из абордажных команд. Если кто и мог рассказать нам что-нибудь ценное, так именно он. Лавой пытался схватить кое-кого, но они попрыгали за борт. Двое смогли выскочить, одного грохнули на палубе, но один еще жив. Вот его-то капитан собрался допросить. Он хочет, чтобы ты там тоже была.
– Иду, – заторопилась Альтия. – А как ты?
– Особо повеселиться не пришлось, – хмыкнула Йек. – Кэп меня, понимаешь, приставил оружие раздавать. Наверное, понял, что у меня в отличие от многих крыша не съехала. Вот и не довелось как следует сабелькой помахать.
– Может, в следующий раз повезет, – суховато пообещала ей Альтия. Воительница недоуменно уставилась на нее, пытаясь понять, что она сказала не так, но Альтия лишь спросила: – Куда идти-то? К капитану в каюту?
– Нет. На бак.
– Так там же изваяние! – вырвалось у Альтии. – Каким местом он думает?
Йек нечего было на это ответить, да Альтия ответа и не ждала. Она бегом устремилась на бак, чтобы самой посмотреть, что там к чему. Поднявшись по трапу, она, к вящему своему неудовольствию, убедилась, что кругом пленного собрались Брэшен, Янтарь и Лавой. Новая обида окатила ее. Значит, Брэшен перво-наперво послал за теми другими, а о ней вспомнил в самый последний момент? Она постаралась задавить в себе ревность и гнев, но это оказалось не так-то легко.
Она молча пересекла палубу и присоединилась к собравшимся.
Пленный пират оказался совсем молодым парнем. В драке его чуть не задушили и наставили изрядно синяков, но серьезных ран он, похоже, не получил. Его щеки украшало несколько рабских татуировок, а туго повязанный пиратский платок не мог укротить густых каштановых вихров. Во взгляде ореховых глаз мешались дерзость и страх. Он сидел на палубе со связанными руками, ноги были в цепях. Брэшен нависал над ним спереди, Лавой стоял за плечом. Янтарь держалась чуть поодаль, губы у нее были плотно сжаты. Происходившее ей очень не нравилось, и она этого не скрывала. С главной палубы на бак заглядывали любопытные матросы. Всем было интересно, как пойдет дело с допросом. Среди зевак Альтия увидела Клефа. Она грозно зыркнула на него, желая прогнать, но юнга широко распахнутыми глазами смотрел на пирата и ее взгляда даже не заметил.
