- Вы так и будете молчать?
- Располагайтесь, Мария. Вам придется побыть здесь некоторое время одной. Всего лишь до завтра, не волнуйтесь. Ключи я вам не оставляю. В кухне и ванной вы найдете все необходимое. Еду, мыльные принадлежности, халат. Утром вам привезут еще еды.
- Подождите-ка… Я что тут пленница?
- Не совсем, - протягивает мужчина.
- А как же задержание? Почему вы не отвезли меня в отделение?
- В конверте вы найдете ответы на некоторые вопросы, - загадочно отвечает мужчина. - А я вынужден вас покинуть.
- Но… - делаю шаг в его сторону, но Баев уже не слушает меня и выходит за дверь. Щелчок замка дает мне знать, что меня заперли, и, кажется, мне ничего больше не остается, кроме как смириться с этим.
Просто восхитительно! Не то чтобы я хотела оказаться сейчас в отделении, но, черт возьми! Что это за невероятные сюжетные повороты а-ля детективный триллер?!
Какое-то время гипнотизирую взглядом запертую дверь, словно она сама по себе может открыться и выпустить меня наружу. Потом все же отворачиваюсь, беру конверт, который положил на тумбу Баев и открываю его. Понятия не имею, что в нем может быть, и, честно говоря, любая неизвестность вызывает во мне приступ паники и страха сейчас. Вдруг там что-нибудь плохое, что мне не понравится?
*************
Дрожащими пальцами достаю из конверта листок. Он сложен пополам, но бумага просвечивает, и я вижу, что на нем что-то написано от руки. Откладываю пустой конверт и с листком иду в гостиную. Сажусь на большой кожаный диван, включаю лампу на журнальном столике напротив, и, развернув лист, начинаю читать.
«Мари, только не злись на меня раньше времени…»
Тело прошивает электрический разряд после первой же написанной фразы. Только он меня так называет. Только Кевин. Это его почерк. Уверенный, размашистый и какой-то по-мужски красивый. Машинально провожу по буквам пальцами, словно через чернила на листе пытаюсь прикоснуться к мужчине, к которому за столь короткое время успела испытать множество различных эмоций, от сумасшедшего влечения и ревности до обиды и ярости.
Кевин просит меня не злиться на него раньше времени. С этой просьбой он опоздал, потому что я уже злюсь, но чтобы понять, почему он об этом попросил, продолжаю читать дальше.
«… Так было нужно. И твое задержание в максимально правдоподобном виде, и мое игнорирование. Это все фарс, чтобы защитить тебя. Не уверен, что стоит тебе говорить в письме о том, что натворили некоторые, поэтому я не стану этого делать. Все объясню при встрече…»
Сглатываю, и мне кажется, что в меня проваливается целый килограмм смятения, недоумения, тревоги и… облегчения. Это все фарс. Не по-настоящему. Никто не собирался меня задерживать и обвинять в преступлении, которого я не совершала. И тот взгляд, что бросил на меня Кевин, тоже был ненастоящий, поддельный.
Я прикусываю губу до боли, чтобы убедиться – это не сон. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, потом медленно выдыхаю. Он пишет, что это представление было нужно, чтобы защитить меня. Значит, все же кто-то пытался меня подставить. В голове кружится целый рой вопросов: кто? Жасмин или Джейс? Люся к этому причастна? Что если да? Как дождаться следующего дня и не сойти с ума от неизвестности?
«… не пытайся ни с кем связаться…» - читаю дальше. Можно подумать, мне оставили такую возможность. Телефон забрали, в квартире заперли. «…особенно, мне важно, чтобы ты не пыталась связаться с сестрой…»
Сердце сжимается на этих словах. В груди разливается болезненный жар. Он не хочет, чтобы я говорила с Люсей. А я ведь собиралась позвонить ей позже из отделения, чтобы узнать, забрала ли она Михалыча. Кевин в чем-то подозревает ее? Тоненькая ниточка надежды, что сестра все же не могла так подло поступить со мной, рвется. А на месте этой ниточки образуется рваная рана. Люся – вся моя семья. Я не была готова ее потерять.
«… завтра я приеду, и мы поговорим. Будь готова объяснить мне, какого черта не вышла, когда я пришел вчера вечером к тебе в домик…»
Руки непроизвольно сжимают листок, а брови сходятся к переносице. Пусть сам объясняет, «какого черта» обнимался с Жасмин Ковальски! Боже, теперь у меня в голове полная каша. Если задержание – это фарс, то, что вообще не фарс? А может, и ухаживания Кевина за мной тоже фарс? Не хочу больше гадать!
Кладу лист на колени и тру виски. Из-за нервного перенапряжения у меня начинается мигрень. Я редко пью таблетки, но сейчас от обезболивающего не отказалась бы. Снова беру листок в руки и дочитываю:
«…средства от головной боли в зеркальном шкафчике в ванной. Постарайся поспать. Прости, что пришлось заставить тебя понервничать. И прошу тебя, больше не плачь… Кевин»
Еще раз пробегаю глазами по последним строчкам. Он видел, как я плакала в машине. Он смотрел. Как в тумане поднимаюсь с дивана и иду из гостиной в сторону других комнат. Проверяю каждую дверь, чтобы отыскать ванную. Когда нахожу, нащупываю выключатель на стене ладонью, подхожу к тому самому зеркальному шкафчику над раковиной. Открываю и вижу там обезболивающие таблетки.
Это его квартира. Ботиночки Джини на обувной полке и его рядом. На раковине в стаканчике синяя зубная щетка и смешная детская с колпачком-акулой. Он знает про таблетки, где они лежат. Он попросил привезти меня сюда. К себе.
Хватаю упаковку обезболивающих, достаю одну таблетку и запиваю водой из крана. Потом брызгаю прохладной жидкостью на лицо, обтираю шею и еще какое-то время держу ладони под струей. Смотрю на себя в зеркало. Глаза покраснели и опухли, щеки и губы бледные, как у мертвеца. Как он сказал? Постарайся поспать? Не уверена, что смогу даже просто спокойно лежать.
Выхожу из ванной и решаю исследовать квартиру. Теперь смотрю на нее иначе, стараясь выхватить любой признак того, что здесь были Джини и Кевин. На кухне рядом с кофеваркой шоколадные хлопья, в морозильной камере много мороженого, на кровати в спальне детский розовый халатик, а на прикроватной тумбе рисунок: мужчина держит за руку девочку. Подпись корявым почерком на английском: daddy and me. Папа и я.
Их маленькая семья…
Вспоминаю, как мы с Люсей рисовали в детстве такие же рисунки. А еще представляли себя взрослыми и красивыми. Обещали друг другу, что никогда не расстанемся. На глаза снова наворачиваются слезы.
Заглядываю в шкаф и вижу там несколько мужских рубашек. Прислоняюсь лицом к одной и вдыхаю запах. Легкий аромат парфюма Кевина. Как же он мне нравится. Сдергиваю рубашку с плечиков, потом снимаю с себя одежду и надеваю ее. Пусть она побудет моим успокоительным на сегодня.
Ложусь на кровать, беру рисунок с тумбы и кладу рядом с собой на подушку. В этот новый год у меня, видимо, не останется ничего – ни семьи, ни работы. Завтра приедет Кевин и расскажет мне, что мои боссы – мошенники, а Люся – их правая рука. Потом он порекомендует мне найти другую работу и не общаться больше с гадиной-сестрой, поблагодарит за несколько приятных дней на турбазе и… улетит в свою Америку вместе с Джини. А я. А что я? У меня останется только кот и разбитое сердце. Одно радует - в тюрьму не сяду.
