– Мельченко может отказаться от предложения. Или хуже –
согласится, а потом выдаст нас властям, – засомневался Майкл О`Бреннан.
– Не получится, – уверенно сказал Герлоф. –
Мы не дадим ему такой возможности. В случае его согласия он должен будет
предоставить нам стопроцентные гарантии и материальное подтверждение того, что
все это не миф и не химера. Без этого мы Мельченко просто не отпустим. В
противном случае его ждет судьба Полянского, только лететь он будет не с
десятого, а с восьмого этажа.
– Но как же мы в таком случае сможем выполнить свою
задачу? – недоуменно посмотрел на него Майкл.
– Выполнить задачу нам тогда поможет третий член
команды. Он стал бизнесменом и как бизнесмен должен понять всю выгоду от
сотрудничества с нами. Кто еще в мире предложит ему такие условия?
– Так, может, с него и начать? – отверз уста
индонезиец.
– Нет, Шатков – напоследок. Может, он и был ученым, но
сейчас, похоже, финансист их группы. А мозг – это Мельченко. Полянский, ясно,
уже не в счет. Вот с мозгом для начала и поработаем! Значит, как стемнеет –
выдвигаемся. И помните – в запасе времени нет. До закрытия фестиваля осталось
всего четыре дня. Напомню вам заодно, что завтра наше выступление.
Майкл О`Бреннан и Бамбанга Хедрасо выразительно глянули друг
на друга, потом, одновременно повернув головы, посмотрели на командира. А
Герлоф Схейл стоял и молча улыбался. Кажется, его забавляла сама мысль о том,
что их боевая тройка завтра устроит представление не с оружием, а с
музыкальными инструментами в руках. И будет цинично морочить головы ни в чем не
повинным любителям народного творчества.
* * *
Ближе к полуночи, когда город Чисторецк засыпал, группа «У»
отправилась на операцию к дому номер пятнадцать по проспекту Космонавтов. Когда
консьержка третьего подъезда, беззаботно созерцавшая телесериал в своем
стеклянном закутке, выглянула посмотреть, кто это так поздно пришел, то увидела
следующую картину.
Прямо на нее двигался огромный мужик в камуфляжной форме с
закатанными по локоть рукавами. Он был в черных очках, черных перчатках и
высоких черных шнурованных ботинках на толстенной подошве. Следом за ним
семенила высокая стройная дама в безликом темном костюме, туфлях на низком
каблуке и берете, который был натянут на голову таким образом, что скрывал не
только волосы и уши, но и один глаз незнакомки. Замыкал шествие молодой мужчина
с усиками, в темных очках, с небольшой плоской черной сумкой на плече.
Они не были жильцами подъезда, поэтому консьержка
моментально приготовилась к отпору. Однако задать традиционный вопрос о том, к
кому из жильцов направляются эти люди, просто не успела.
– Чисторецкое отделение федеральной службы судебных
приставов, – проревел мужик в камуфляже. – Полковник Кальмаров,
заместитель начальника управления контроля и учета имущества злостных
должников!
И ткнул консьержке в лицо раскрытое удостоверение.
Консьержка пробежала глазами написанное и уяснила, что перед ней действительно
настоящий полковник.
– Какая у вас фамилия интересная, – льстиво
сказала пожилая женщина, испытывавшая священный трепет перед начальством,
имеющим воинские звания.
– Нормальная фамилия, – недружелюбно ответил
полковник.
– Он из рода знаменитых
мореплавателей-подводников, – пояснил молодой с усиками. Полковник
обернулся к нему, но ничего не сказал.
– А вы к кому, по какому вопросу… – завела было
консьержка привычную песню, однако была остановлена Кальмаровым:
– Мы идем опечатывать квартиру, в которой временно
проживал академик Полянский. И описывать имущество.
– Так уж милиция сегодня утром там все опечатала!
– Они опечатали в рамках своих полномочий. А мы
опечатаем в рамках своих. Все по инструкции. Квартира кому принадлежит, вы
знаете?
– Конечно, – прокудахтала консьержка. –
Проскуриных эта квартира. Сам Михаил Иванович, профессор, умер год назад, вот
сын и сдает.
– Правильно. Так вот сынок профессора Проскурина взял
кредит в банке. И не отдал. Так что квартира теперь будет под арестом. Понятно?
– А как же милиция? И Полянский? – всполошилась
женщина, которая, конечно, ничего не поняла.
– Полянский умер, к тому же квартиру он снимал, она ему
не принадлежит. Так что он вообще тут ни при чем. А милиция уже сделала свое
дело – помещение обыскала. Теперь мы все опечатаем и проследим, чтобы владелец
вернул кредит. Или ему придется расстаться со своей собственностью.
– Бедный, как же он так! – всплеснула руками
консьержка. – Такой тихий мальчик, воспитанный.
– Вот-вот, – снова влез в разговор молодой человек
с усиками. – В тихом омуте сами знаете кто водится. Беда с этими тихонями…
– Если вы понадобитесь – мы вас позовем. И проследите,
чтобы нам не мешали.
– Слушаюсь, – почему-то шепотом сказала
консьержка.
В лифте полковник снял очки и тихо, но внятно произнес:
– Я тебе, Женька, этого Кальмарова припомню!
– Ну что ты хочешь, – сердито ответил
Корнеев. – Делал я эту ксиву наспех. Откуда я знаю, как удостоверения этих
приставов выглядят? Дизайн надо было придумать, печать какую-никакую. Не до
фамилии тут. Взял первую, что на ум пришла.
– Почему на твой ум нормальная фамилия не пришла?
Иванов, Семенов, да хоть Огурцов!
– Хватит вам, – прервала их перепалку
Лайма. – Теперь давайте думать, как дверь открыть. К тому же на ней
печати.
Открыть дверь нужной квартиры оказалось на удивление легко –
ни хозяева, ни покойный академик не озаботились сколько-нибудь приличными
запорами, да и сама дверь была допотопной – деревянная и хлипкая.
– Сделали тяп-ляп, – удовлетворенно пробормотал
Корнеев, рассматривая бумажки с печатями и корявыми подписями, налепленные на
дверь. Погремев какими-то железками, он ловко вскрыл нижний замок. А верхний и
вовсе был не заперт. Бумажки с печатями оказались еще более податливыми, чем
замок, – компьютерщик острым ножичком подцепил их края, один за другим, и
бумажки повисли, открывая путь к намеченной цели.
– Добро пожаловать, – произнес Корнеев, входя в
квартиру Полянского. – А хорошо бы сейчас…
Он застыл и осекся – по коридору стремительно промелькнула
черная тень.
– Стоп, здесь кто-то есть! – предостерегающе
воскликнул он и замер на месте.
Послышались чьи-то быстрые шаги. Медведь, решительно
отодвинув компьютерщика, рванул в комнату, где на фоне окна вырисовывался
гибкий силуэт.
– Стой! – закричал Иван. – Стой, зараза! Ах,
ты…
Послышался то ли хруст, то ли треск, затем все стихло. Лайма
и Корнеев осторожно вошли в комнату.
