Он не согласился с тем, что союзников вдвое больше, чем немцев, и заявил, что действительное соотношение сил составляет три к двум. После того как лорд К. пожелал всем доброй ночи, Робертсон попросил меня зайти к нему утром в девять часов.
Сегодня утром я разговаривал с ним в течение часа. Он заметил, что некоторые из моих отчетов кажутся ему чересчур пессимистическими. Я так не считаю, хотя и согласен с его замечанием, что русские довольно искусно осуществили отвод своих армий из Польши. Я попытался обратить его внимание на обстановку в целом, на наши шансы на успех, о чем меня часто спрашивали русские офицеры, которые уже начали сомневаться в собственных силах и поэтому постоянно настойчиво расспрашивали меня об этом. По его мнению, война не может закончиться из-за превосходства в артиллерии или из-за недостатка солдат у той или другой стороны. Она подойдет к концу, когда от нее устанет высшее руководство. По его словам, неудачи на Западном фронте были легкообъяснимы. Нам пришлось пытаться взять крепость, не имея возможности захватить ее хитростью. В связи с этим нам пришлось бросить против двух первых линий слишком много солдат, а когда это было сделано, все пришло в беспорядок, и в результате немцы получили возможность подготовить мощный кулак свежих войск для контрнаступления. По мнению Робертсона, мы победим в этой войне, если сумеем отказаться от рискованных замыслов на грани аферы, как это было в Багдаде, Галлиполи и в Восточной Африке, и сосредоточить внимание на главных театрах. Я был поражен, когда услышал от него, что Галлиполийская операция была вполне осуществима, если бы ее провели правильно. Он задал бесчисленное количество вопросов о тех возможностях, что остались у русской армии. Мой собеседник согласился с тем, что основной задачей зимних месяцев станет перевооружение России. Он заявил, что в будущем военные атташе в числе прочего должны будут отчитываться и о производственных возможностях стран пребывания, вместо того чтобы, как это было в прошлом, полностью сосредоточить внимание на проблемах армии, ее организации и подготовке. Я отметил, что довольно большая компания военных атташе ошибочно полагала, что Великая война станет короткой войной, и поэтому не каждый брал себе за труд озаботиться вопросами внутренней структуры соответствующих стран. Я спросил моего собеседника, существовала ли возможность установления единого командования на Западном театре, объяснив, что подобный опыт наших противников на Восточном фронте, когда один из них был единодушно признан «самым крупным псом», дал им значительное преимущество. Он ответил, что мы делали все, о чем нас просили французы, что мы атаковали тогда и так, как им было нужно, и если они просили нас задержать наше наступление, мы соглашались и с этим. Но мы не смогли бы сделать ничего больше, так как невозможно поставить британскую армию под командование иностранцев: такого никогда еще не было в нашей истории. Робертсон также высказал мнение, что Румыния никогда не выступит вместе с нами: он просто надеется, что она останется нейтральной.
Суббота, 11 декабря 1915 г. Амьен
В 7.30 утра мы выехали из Парижа – адмирал, Игнатьев А.А. (русский военный атташе), Кельчевский и Федоров на двух автомобилях, а мы с Любомировым – в третьем.
В Шантильи мы видели Жоффра, и адмирал настаивал на ранее сделанной заявке о поставке дополнительного количества патронов к винтовкам «Гра», а также о новых закупках тяжелой артиллерии. Думаю, что он делал это не слишком решительно, но Игнатьев, который, как кажется, имеет хорошие отношения с Жоффром, понимает обстановку и сделает все, что сможет.
В 15.30 Кельчевский, Федоров и я на двух автомобилях отправились в ставку Фоша, которая находится к западу от Амьена. Я встречался с Фошем на маневрах в России в 1910 г., а затем в Париже, поэтому после того, как мы какое-то время поговорили с русскими и я уже собирался вместе с ними выйти, он попросил меня зайти попозже поговорить с ним. Он прислал автомобиль в гостиницу Hotel du Rhin, где мы пообедали вместе, после чего я вернулся в сопровождении адъютанта. Я рассказал ему все о России и снова повторил, пояснив, как умел, насколько важно для нас получить боеприпасы для винтовок «Гра». Он написал соответствующее письмо, и я надеюсь, что оно произведет впечатление на Жоффра.
Фош убежден, что после того, как мы сосредоточим на Западном театре достаточно артиллерийских орудий и газа, мы прорвем здесь фронт. По его словам, следующее наступление начнется одновременно с соответствующей операцией на Восточном театре.
Я был поражен, услышав, что военный представитель России генерал Жилинский вместе с Жоффром в ужасе замахал руками, когда узнал, что Федорову дали в Артиллерийском управлении точное количество тяжелых орудий, имеющихся на настоящий момент в русской армии.
Перед тем как я попрощался, Фош заговорил о Генри Вильсоне, и я заявил, что «с его длинными ногами» он совершает пробежки взад и вперед между двумя армиями и что он делает важную работу, как и любой армейский офицер, укрепляя доверительные сердечные отношения между союзниками.
12 декабря мы провели на фронте на участке французской 10-й армии, пообедали с командиром 70-й дивизии генералом Нейдоном и поужинали в Сен-Поле с командующим армией генералом д’Урбаном. Французы воистину сделали все возможное, чтобы создать комфортные условия для русской делегации.
Было запланировано, что 13 декабря мы посетим один из участков на фронте британских войск, а затем переночуем в британской ставке в Сент-Омере, после чего вернемся в Англию. Поскольку французы выделили нам закрытые автомобили, мы оставили свои шубы и теплые пальто в Париже, и для всех нас стало шоком, когда утром 13-го числа прибыл молодой английский офицер на открытых автомобилях. Кроме того, я узнал, что не планировалась личная встреча британского главнокомандующего с русскими гостями. Такая оплошность могла бы произвести катастрофическое впечатление, поэтому я заметил, что если британский командующий не может принять делегацию, то будет лучше, если я под свою ответственность провезу их прямо через Булонь, совсем не заезжая в ставку британских войск.
Генералы Сноу и Фрэнк Лайон из VII армейского корпуса, с которыми мы отобедали, снабдили нас теплой одеждой для защиты от пронизывающе холодного ветра. Командир 4-й дивизии генерал Лэмбтон провел нас по траншеям и показал все, что нам хотелось бы увидеть. Кельчевскому очень понравился Лайон; позже он неоднократно говорил о том, какие «приятнейшие воспоминания» вызывает у него поездка на участок фронта во Франции, занятый британскими войсками, и в первую очередь генерал Лайон.
В Сент-Омере нас оставили на ужин одних в очень посредственном отеле. Когда на следующее утро я попенял молодому офицеру, сопровождавшему нас, что, если бы британская военная делегация прибыла в русскую Ставку, с ней обращались бы совсем не так, тот ответил мне: «Мой уважаемый сэр, мы на войне!» Возможно, причиной кажущегося невнимания была осуществлявшаяся как раз в тот момент смена командования британскими войсками: 14-го числа, вскоре после того, как он принимал русских офицеров, назад в Англию отправился сэр Джон Френч.
Мне удалось на минутку увидеться в ставке с сэром Генри Вильямсом. По его словам, англо-французские войска не смогут прорвать немецкий фронт до того момента, пока русские не оттянут на Восточный фронт еще 30 дивизий противника. Он спросил, когда, по моему мнению, это будет возможно.
