Такова румынская точка зрения. Как мне пояснили в русском Генеральном штабе, позиция России состоит в том, чтобы сегодня не слишком полагаться на Румынию, пока она не принесет сколь-либо значительной пользы делу союзников. Таким образом, в Румынию не следует отправлять зерно, так как может оказаться, что после этого та начнет поставлять зерно противнику, а близ ее территории следует иметь войска, пока она ясно не выскажется по поводу своей политики.
Было любопытно обнаружить во главе русской 5-й армии под Двинском генерала Гурко при командующем фронтом генерале Куропаткине. Когда-то Гурко был председателем комиссии, составлявшей официальную историю Русско-японской войны, и в той работе он подвергал критике главнокомандующего русскими войсками, возможно справедливо. Но он писал об этом в той свободной манере, что так нехарактерна для растущего офицера, который не должен жаловаться на своего командира, за исключением случаев, когда он уверен, что того окончательно задвинули «на полку». Но Куропаткин не таил на него злобы, и одним из первых своих приказов он рекомендовал утвердить Гурко на его должности.
Сейчас Гурко 53 года. Это щеголеватый мужчина небольшого роста, опрятно одетый, с малочисленными наградами. Он происходит из старинной воронежской семьи, где является старшим из четырех сыновей того самого знаменитого по событиям 1877–1878 гг. генерала Гурко. У генерала была интересная карьера. Он находился на Памире во время волнений 1892 г., а в 1899–1900 гг. был военным атташе при бурах и попал в плен к англичанам, как он говорил мне, из-за того, что у него сломалась повозка. Тогда лорд Робертс переправил его обратно к бурам через Лоренсу-Маркиш.
Генерал отличился во время Русско-японской войны, а затем был военным советником при партии октябристов, которые активно оказывали давление на чересчур консервативное Военное министерство, чтобы вынудить его к проведению реформ в армии. В августе 1914 г. генерал принял 1-ю кавалерийскую дивизию в 1-й русской армии и во время наступления обеспечивал левый фланг войск Ренненкампфа. Когда был потерян контакт с армией Самсонова, Гурко отправили на запад к Алленштейну для выяснения обстановки. После этого потребовалось все его мастерство командира, чтобы, проделав длительный бросок на север, благополучно вывести своих людей. Его повысили в должности и назначили командовать VI армейским корпусом, принявшим на себя главный удар противника на Бзуре, западнее Варшавы, в конце января 1915 г. В разгар сражения под командованием Гурко оказалось не менее 11 дивизий.
Офицеры высоко ценили своего нового командующего, который, будучи намного моложе большинства других командующих армиями, был очень активен и постоянно посещал войска в траншеях.
В марте я провел несколько дней в штабе Юго-Западного фронта в еврейском городке Бердичеве. Штаб Иванова разместился здесь уже во второй раз: в начале войны он располагался в Бердичеве в течение одной недели, после чего переехал в Ровно, а затем в Хелм. Личный состав общего штаба проживал в казармах за городом, а офицеры личного штаба командующего – в поезде на станции.
Там я впервые встретился с генералом Клембовским, который зимой сменил на посту начальника штаба генерала Савича. Во время Русско-японской войны он командовал полком, а с началом мировой войны – 9-й дивизией и позже – XVI армейским корпусом. Этот человек производил впечатление грамотного командира, однако он не пользовался популярностью среди офицеров за то, что, по слухам, отказался от католической религии для того, чтобы поступить в военное училище, куда был закрыт доступ для католиков.
Генерал-квартирмейстер Дитерихс сделал себе имя, когда служил на той же должности в 3-й армии под командованием Радко-Дмитриева. Он производит впечатление чрезвычайно активного и грамотного штабного офицера. В лице трех генерал-квартирмейстеров этого периода – Бредова Н.Э. на Северном фронте (42 года), Лебедева Д.А. на Западном фронте (44 года) и Дитерихса М.К. на Юго-Западном фронте (41 год) – в русской армии появились три молодых офицера, которые выдвинулись наверх по карьерной лестнице благодаря своим заслугам, и найти им замену было бы довольно сложно.
В Бердичеве я вновь встретился со своим старым другом генералом Ивановым, с которым не виделся уже с 1914 г.
Пятница, 22 марта 1916 г. Бердичев
Мебель в маленькой комнатке в казармах, которую занимал генерал, была самая простая: ни занавесок, ни жалюзи, ни ковров. Всю войну старый генерал спал на сломанной раскладной койке, которую, как жаловался его адъютант, он не позволял отдать в починку.
Командующий очень много работает. Он выглядит уставшим и жалуется на то, что ему сложно найти время для того, чтобы выспаться столько, сколько ему хотелось бы. Иванов приступает к работе в 6.30 утра, отдыхает с двух до пяти часов дня и в 22.30 отправляется спать при условии, что не идет наступление. Он мало ест, так как соблюдает диету.
Я не мог заставить его говорить о военных делах, и все же не думаю, что он уклоняется от их обсуждения намеренно. Он только рад встрече с иностранцем, с которым может говорить на русском языке и который при этом его понимает, так что не приходится коверкать свой собственный язык. В течение более получаса генерал говорил обо всем, но только не о делах на его фронте. Основным предметом беседы был рост разврата и сумасбродства среди современных людей. Указав на свой письменный стол, образец мебельного искусства, к которому британский мастер отнесся бы с полным пренебрежением, Иванов заявил: «50 лет назад у нас не было ничего похожего. Все было грубым, наскоро сколоченным, лишенным всяких украшений». Когда более 50 лет назад он был молодым, дамы еще, как правило, не носили шляпок, но одна из знакомых ему женщин носила этот головной убор, и как он помнит, все то время, пока он рос от 12 до 17 лет, один и тот же: «Сегодня женщина не будет чувствовать себя удовлетворенной, если не будет менять шляпку на новую каждый год».
Иванов и внешне был самым типичным русским из всех знакомых мне командиров. Его очень любили люди его ближайшего круга за добрую рассудительность. Как командир он принадлежал к прошлому поколению и уже должен был уступить дорогу более молодым офицерам. Через несколько дней он получил назначение в Императорский совет, передав командование ЮгоЗападным фронтом генералу Брусилову, который с начала войны командовал 8-й армией.
Назначение на эту должность для русского офицера было равносильно принудительной отставке, но император, который хорошо относился к старому генералу, пригласил его к себе в Ставку, где тот и оставался до самой революции в качестве почетного гостя и чувствовал себя несчастным из-за собственной ненужности.
Мой визит на Юго-Западный фронт был внезапно прерван из-за поступившей новости о начале русского наступления на Западном фронте и ожесточенных боях в районе озера Нарочь. Генералы Иванов, Клембовский и Дитерихс были единодушны в том, что наступление началось в самое неподходящее время, так как в любой момент должна была начаться распутица, которая сделает дальнейшее продвижение вперед невозможным. Тем не менее, как было видно, в ближайшее время на самом Юго-Западном фронте не готовились к активным действиям, поэтому я поспешил через Минск на север, чтобы застать то, во что выльются те бои.
