Книга Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917, страница 149. Автор книги Альфред Нокс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917»

Cтраница 149

Осенью 1915 г., по мнению союзников, перспективы на Восточном театре были самыми мрачными, но весной 1916 г. русские «серые шинели» снова показали себя во всем величии. И русское Верховное командование удерживало инициативу вплоть до вступления в войну Румынии, что увеличило обязанности русских войск, не прибавив им в качестве и количестве.

Главными операциями этого периода стали неудачные попытки наступления в марте на Северном и Западном фронтах. При этом удары наносились в невыносимо сложных погодных условиях с целью опять-таки ослабить давление на французских союзников под Верденом. Было проведено и успешное наступление в июне на Юго-Западном фронте, которое первоначально мыслилось как демонстративный удар с целью отвлечь австро-венгерские батальоны с участка фронта в Италии в районе Трентино.

Брусиловский прорыв явился выдающимся военным событием того года. По величине отвоеванной территории, количеству убитых и взятых в плен солдат противника, частей врага, которые тому пришлось перебрасывать на данный участок, он превосходил результаты всех других наступательных операций союзников. Сами за себя говорят следующие цифры. 1 июля, в день начала наступления на Сомме, войскам Англии и Франции здесь противостояли 1300 батальонов противника. 1 января 1917 г. эта цифра составляла 1327 батальонов. На Восточном театре 4 июня, в день начала Брусиловского наступления, против России сражались 509 батальонов немецких и 534 батальона австро-венгерских войск. 1 января 1917 г. русские связывали 854 немецких, 708 австро-венгерских и 24 турецких батальона. Силы противника на Восточном театре увеличились на 345 немецких, 174 австро-венгерских и 24 турецких батальона, в то время как группировка на Западном театре усилилась лишь на 27 немецких батальонов. И этот вклад в дело союзников был сделан при оснащенности армии, над которой бы посмеялись на Западе и за которую Россия заплатила кровью. За 27 дней боев в июне армии Брусилова потеряли 375 тыс. солдат, а до октября потери русских превысили миллион жизней.


Накануне революции перспективы кампании 1917 г. виделись более яркими, чем в марте 1916 г., когда все думали о судьбе кампании того года. Россия действительно была вынуждена из-за вступления в войну Румынии удлинить свой и без того протяженный фронт еще на 400 километров. Однако французские офицеры считали, что вскоре Румыния вновь внесет свой вклад в общую борьбу, и этот прогноз оказался более чем оправдан.

Русская пехота устала, однако она была менее утомленной, чем это было 12 месяцев назад. Становилось очевидным, что в будущем русское командование не должно столь расточительно относиться к людским ресурсам на фронте, но в запасных батальонах все еще находились 1,9 млн солдат, и более 600 тыс. прекрасных образцов человеческого материала вот-вот должны были прибыть по призыву из своих домов.

Почти по всем наименованиям запасы вооружения, боеприпасов и другого военного имущества превышали даже те, что русская армия имела перед мобилизацией, и даже намного больше, чем весной 1915 или 1916 гг. Впервые в достаточных количествах стали приходить поставки из-за границы. Англия и Франция слали сюда так необходимые русским аэропланы, Франция направила в русскую армию нескольких опытных специалистов-артиллеристов.

С каждым днем улучшалось управление войсками. Армия приходила в себя. За оставшиеся дни зимы солдаты должны были забыть прошлые неудачи, а затем с энтузиазмом 1916 г. снова устремиться вперед. Не было никаких сомнений в том, что, если бы выдержал каркас страны в тылу или даже если бы победила революция и она выдвинула бы человека, способного спасти армию от пацифистской пропаганды, в кампании 1917 г. русская армия стяжала бы себе новые лавры. И тогда при любых событиях она бы сумела оказать такое влияние на ход борьбы, что победа союзников была бы обеспечена уже в конце этого года.

Глава 19
Революция в Петрограде

В понедельник 12 марта я поднялся в шесть часов утра, так как посол попросил меня отправиться на автомобиле на Балтийский вокзал и встретить там мисс Бьюкенен, которая возвращалась из поездки в окрестности Ревеля. В 9.30 я вернулся в посольство, а примерно через час отправился в Артиллерийское управление, занимавшее большое здание на Литейном проспекте. Я беседовал с друзьями в коридоре на втором этаже перед кабинетом начальника управления генерала Маниковского, когда прибыли специалист по химическому оружию генерал Ипатьев и Терещенко с новостью о том, что запасные войска гарнизона подняли мятеж и вышли на улицы. Впервые я услышал о том, как накануне вечером одна из рот Павловского полка открыла огонь по полицейским, после чего была разоружена и заперта в Преображенских казармах. Теперь бунтовали Преображенский и Волынский полки.

Мы подошли к окну и стали ждать. Снаружи царило явное возбуждение, но через толстые двойные окна до нас не доносилось ни звука. На углах улиц собирались размахивающие руками группы людей, которые указывали куда-то вдоль улицы. Куда-то срочно отправились офицеры, а автомобили, в том числе и мой, были укрыты во дворах соседних домов.

Наверное, прошло около десяти минут, прежде чем показались восставшие. Вытягивая шею, мы смогли увидеть двух солдат, своего рода авангард, которые шествовали посреди улицы, то и дело прицеливаясь из винтовок в тех, кто недостаточно быстро освобождал им дорогу. Один из них дважды выстрелил в какого-то беднягу-шофера. Потом показалась огромная беспорядочная масса солдат, растянувшихся как по проезжей части, так и по тротуарам. Их вел студент, который, несмотря на свой малый рост, шествовал очень гордо. Офицеров не было. Все были вооружены, многие к штыкам привязали красные флажки. Солдаты шли медленно; наконец все они собрались плотной толпой напротив здания управления. Они смотрели в окна, у которых столпились офицеры и гражданские чиновники, но никто не выказывал враждебности. Больше всего меня поразило то, что все происходило в жуткой тишине. Мы будто стали зрителями в гигантском кинозале. Позже Терещенко, стоявший рядом со мной, признался, что, когда он посмотрел вниз на беспорядочную толпу, сразу же догадался о раздорах, вольнице и падении дисциплины, которые обязательно должны были последовать за этим.

Вышел генерал Маниковский, пригласивший нас с Терещенко зайти к нему в кабинет. Вскоре к нам присоединился и генерал Ипатьев, а также генерал Лехович, которого всего несколько часов назад назначили заместителем военного министра.

Ипатьев спросил меня, сообщил ли я о подобных событиях в Англию, и я ответил, что, разумеется, сделал это. Было похоже, что генерала одолевает стыд за происходившие волнения.

Вскоре мы услышали, как дверь и окна на первом этаже были выбиты. И сразу же до нас донеслись звуки выстрелов.

Зазвонил телефон, и Маниковский поднял трубку. «Они стреляют на Сестрорецком заводе? – громко переспросил он. – Что ж, спаси их Бог. Они стреляют и у Главного артиллерийского управления тоже!»

В кабинет ворвался взволнованный адъютант: «Ваше высокопревосходительство! Они пробиваются в здание. Может быть, следует забаррикадировать дверь в ваш кабинет?» Но Маниковский, оставаясь совершенно спокойным, заметил: «Нет. Открыть все двери. Зачем нам им мешать?» Когда адъютант, развернувшись, вышел, удивленный неожиданной любезностью своего начальства, Маниковский вздохнул и с нотками типично русского сдерживаемого гнева заявил мне: «Посмотрите, к чему привело нас наше министерство!»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация