Был создан комитет в составе 30 офицеров, главным образом генералов, под председательством генерала Поливанова. В течение пяти дней и ночей его члены были заняты созданием новых уставов в соответствии с требованиями «новой дисциплины». Работа проходила через думскую Военную комиссию, чтобы обеспечить хотя бы минимум уступок, на которые согласится пойти Совет. Офицерам приходится отвлекаться от выполнения своих обязанностей на войне, чтобы участвовать в работе Совета. Фактически война повсюду отошла на второй план. Оперативные штабы армий теперь больше озабочены вопросами внедрения «новой дисциплины», а не борьбы с врагом.
По приглашению генерала Поливанова мы с французским военным атташе присутствовали на одном из заседаний его комитета, состоявшемся 26 марта. В очередной раз пытались ответить на вопросы, касающиеся воинской дисциплины. После четырех часов разговоров было принято решение, во-первых, в качестве уступки мнению революционеров, на представление к званиям унтер-офицеров по решению командиров рот, батарей и эскадронов может быть наложено солдатское вето. Во-вторых, офицерам петроградского гарнизона будет позволено носить штатское платье, чтобы уберечь их от повсеместных оскорблений.
Я ежедневно встречаюсь с генералом Корниловым и начальником его штаба полковником Балабаном, моим давним другом еще с 1914 г. Корнилов постепенно растерял былой оптимизм. 6 апреля его вызвали присутствовать на заседании кабинета министров, после которого он поделился со мной своей оценкой, что его члены показались ему очень слабыми личностями.
Это был мужчина во всех смыслах этого слова, который никого не боялся. Как-то один из солдат Павловского батальона спросил генерала с насмешкой, на какой день он намерен назначить военный парад, на что Корнилов ответил: «Смотр! Ты воображаешь, что я смогу показать такой мусор, как ты, русскому народу? Как только будет восстановлен порядок, тогда я и назначу парад».
Солдату одного из пулеметных полков он заявил: «Ты думаешь, что солдаты на фронте смотрят на вас как на героев? Тогда я скажу тебе, что это не так. Они думают о вас как о трусах, которые не хотят воевать».
Такие замечания, должно быть, больно задевали тех, кто внезапно, проснувшись, почувствовал себя народным героем. Ниже приводится пример того, какой фимиам они ежедневно воскуривали самим себе:
«Товарищи петроградского орудийного завода приветствуют своих товарищей солдат!
Привет вам, товарищи и братья!
Славные борцы за свободу народа! Будущие поколения будут чествовать вас. О вас будут говорить: „Это было поколение героев, борцов, титанов!"»
Из Красного Села «на митинг» прибыл 176-й запасной полк. Однако, поняв, что в Петрограде им интереснее, солдаты пожелали здесь остаться. Корнилов приказал подполковнику Вильхаминову, которого солдаты выбрали командиром, отводить полк обратно в Красное Село. Вильхаминов ответил, что солдаты отказываются возвращаться в казармы, жить в которых полагают вредным для здоровья. Тогда Корнилов вызвал к себе коменданта Красного Села и в присутствии Вильхаминова распорядился назначить для части новые квартиры. Но Вильхаминов заявил, что он не уверен в том, последует ли полк обратно. Тогда Корнилов отдал ему прямой приказ вернуть полк в Красное Село.
Полковой комитет в ответ на это принял многословную резолюцию, в которой «осуждались действия командующего Корнилова, который, несмотря на протесты командира, отправил полк обратно в Красное Село. Он хотел бы напомнить генералу Корнилову, что это благодаря революционной волне он поднялся до своего теперешнего положения, но та же волна может низвести его обратно». Документ заканчивался указанием довести его до всех учреждений в Петрограде и до самого командующего. Делегация привезла копию в штаб округа, однако предупредила офицера штаба, что «до сих пор это дело не предавалось огласке».
Корнилов послал за делегацией и за полковником. Он заявил, что намерен отдать последнего под трибунал. Солдатам же он заявил: «Вы были не правы, когда говорили, что я вознесен на мой пост революцией. Я не принимал и никогда не стану принимать участия в бунте. Я прибыл сюда, выполняя приказ, и любым продвижением по службе я обязан храбрости солдат 46-й дивизии и XXV корпуса. Я не хотел ехать в Петроград, и как только я получу соответствующий приказ, отправлюсь обратно на фронт в свой XXV корпус, и никто тогда не будет более счастлив, чем я».
Делегация покинула кабинет генерала в несколько подавленном настроении.
Понедельник, 9 апреля 1917 г. Петроград
Нас с Торнхиллом пригласили побывать на демонстрации сторонников продолжения войны. На нас прекрасное впечатление произвела делегация 15-й сибирской дивизии. Ее руководитель Шрейдер является хорошим оратором. Он произнес зажигательную речь. Выступал еще один из солдат, который спросил: «Почему мы должны умирать на фронте в то время, как вы праздно шатаетесь по Петрограду и не делаете ничего полезного?» Член исполнительного комитета Совета, типичный еврей маленького роста, заговорил о восьмичасовом рабочем дне как «о лозунге, под которым выступает вся Европа», однако присутствовавший там же французский офицер прямо ответил на эту ложь, рассказав о том, что во Франции отказались от всех этих привилегий на время, пока идет война. Столкнувшись с таким сплоченным сопротивлением, агитатор крадучись вышел из зала.
Прибыв в посольство, я узнал, что у посла находится Керенский. Последний говорил, что он лично считает революцию в России новым капиталом для союзников, что теперь русская демократия выступит против немецкой демократии и русская военная машина никак не будет ослаблена. Он считает, что все волнения в армии вскоре прекратятся и она станет небывалой ранее по мощи военной машиной. До революции в армии велась пропаганда, только это было секретом, и никто об этом не знал. Наступление, запланированное на весну, достигнет успехов, которые были невозможны при прежнем режиме. При старом режиме Россия никогда не смогла бы помочь союзникам победить в войне. Теперь появился шанс, что она сможет, и, как он думает, она сделает это.
Несмотря на то что в России не было собрания подлинных представителей всего народа России, Керенский знает, что стране нужна оборонительная война. При этом министр поспешил пояснить, что употребляет слово «оборонительная» исключительно в политическом смысле, так как он совсем не исключает наступления как вида боевых действий. По его словам, правительство не намерено медлить с наступлением, рассматривая его как средство убеждения немецких социал-демократов. Он допускает, что война продлится до тех пор, пока немецкий народ не подчинится воле Европы.
На замечание о том, что ни одна другая страна не позволяет своей прессе выступать с нападками на союзников, Керенский ответил, что газета, которую мы имеем в виду, а именно «Правда», не имеет влияния и на нее можно не обращать внимания.
Министр считает, что хозяином в стране сейчас является Временное правительство и лучшей политикой будет дать Совету умереть естественной смертью, а не отвлекать силы и средства на борьбу с ним. Временное правительство может рассчитывать на то, что полки столичного гарнизона при необходимости сумеют подавить бунт, но никто не позволит событиям зайти настолько далеко.
