Лично я виню за все муки русского офицерства, которое сейчас так страдает, высшее командование – Гучкова, Алексеева и всех прочих. Они должны были сразу же настоять на жесткой линии защиты армии. На этом участке фронта есть целые части, где предпочитают лишь читать напечатанную и распространяемую на немецкие деньги «Правду». А чего можно ожидать от солдат, отравленных такими материалами? В другие части ежедневно привозят сотни экземпляров русских газет, напечатанных немецким Генеральным штабом, где особое внимание уделяется нападкам на Англию.
Что может русский солдат знать о «мире без аннексий и контрибуций», формуле, изобретенной в Берлине специально, чтобы ввести его в заблуждение? Многие считают, что Аннексия и Контрибуция – это такие два города, и один из солдат на вопрос, понимает ли он этот лозунг, заявил, что лично он не знает, где находится Аннексия, зато Контрибуция точно располагается «где-то в Турции!». Наверное, он путает это название с Константинополем!
Вечер 16 июня я провел в XLIX корпусе, где встретился с его командиром генералом Селивачевым, очень уравновешенным по характеру человеком. В его жилах, несомненно, есть толика еврейской крови, а голова необычной, похожей на ананас формы смотрится очень забавно. Как говорят офицеры, из-за этого он не получил назначения в Генеральный штаб, хотя и окончил академию.
После обеда я побывал у чехов, примерно 4 тыс. которых примут участие в наступлении, – рослые парни с грудной клеткой, как у учителя гимнастики в городе Олдершот. За ужином их оркестр сыграл британский гимн. Я спал в комнате генерала, а в 6.30 на следующее утро выехал с ним на передовую. Мы вернулись обратно примерно в 3.30 пополудни, отшагав в окопах под палящим солнцем примерно 20 километров. Несомненно, с точки зрения физической подготовки генерал Селивачев является самым энергичным из всех знакомых мне русских генералов. Повсюду он находил приветливое слово для своих солдат. Он старался сделать для них все, что было в человеческих силах.
Следующий день я провел с командиром VI армейского корпуса генералом Нотбеком
[65].
Посещая окопы, генерал пожимал руку каждому встреченному солдату, странное отступление от принятого в русской армии обычая пожимать руки только офицерам. Проще было бы вообще отменить рукопожатие в армии, так же как и обычай носить саблю. Похоже, постепенно все к тому и шло, так как в каждом помещении штаба 11-й армии имелась надпись на двери: «В жаркую погоду рукопожатия запрещены».
За три месяца после революции в VI корпусе дважды сменялся командир. Были заменены и три дивизионных начальника, восемь из двенадцати командиров полков. В каждом полку по пять или шесть офицеров, в основном кадровых, были совсем изгнаны из армии. Немудрено, что «в распоряжении командующего Киевским округом» находились более 3 тыс. офицеров, ждавших назначения в части, где солдаты приняли бы их с распростертыми объятиями!
Солдаты некоторых частей говорили: «Мы пойдем в наступление, но если ничего не получится, мы поубиваем офицеров штаба корпуса». Один из солдат предложил во время митинга, что во главе наступающих войск должен идти командир корпуса в сопровождении всех трех начальников дивизий. За ними должны следовать 12 командиров полков, потом – остальные офицеры, а уж самыми последними пойдут солдаты.
Худшим из полков XLIX корпуса был 13-й финляндский полк, который полностью разложился под влиянием прапорщика Кириленко, полусумасшедшего субъекта, позже заслужившего дурную славу. Этот человек, выступая 12 мая перед комитетом 11-й армии, выразил уверенность в существовании тайных договоренностей между Великобританией и Германией. О том же говорят и результаты «плебисцита», который он организовал в 13-м полку для того, чтобы определить возможный порядок действий при следующем развитии событий в России:
1. Если союзники откажутся от всех претензий по аннексиям, а Германия нет.
2. Если и Германия, и союзники не согласятся отказаться от идеи аннексий.
3. Если союзники откажутся от аннексий, а Германия будет продолжать настаивать на них.
По каждому из пунктов, как он заявлял, ответом было «война», и лишь по третьему пункту – «война против союзников». Он спокойно воспринимал войну против всего мира и говорил, что самым худшим из бедствий, что падет на Россию, станет потеря Кавказа, Финляндии, Сибири и Польши.
Керенский назначил в каждую армию своих «комиссаров», задачей которых было поддерживать дисциплину. Все эти люди являлись прожженными революционерами, большинство из них провели по несколько лет на исправительных работах. Комиссар 11-й армии шесть лет находился в ссылке в Сибири, а комиссар 7-й армии Борис Савинков был главным организатором убийства великого князя Сергея Александровича. После этого он жил в эмиграции, работая журналистом. Под псевдонимом Ропшин Савинков написал притчу-пророчество «Конь Бледный». В принципе назначение комиссаров было, конечно, неверным шагом, так как это еще более роняло авторитет офицеров, но оба названные выше человека работали, не жалея себя, в тесном сотрудничестве с командованием для восстановления порядка.
Командующий 7-й армией со штабом в городке Бучач генерал Белкович и начальник штаба армии генерал Незнамов были более оптимистичны, чем офицеры ближе к передовой. По словам командира XXII корпуса генерала Обручева, чем ближе к фронту, тем меньше солдаты были настроены идти в наступление. Корпус имел 12 тыс. человек некомплекта личного состава, и, как говорил один из начальников дивизий, после революции он получил всего 400 новобранцев в качестве пополнения. Они прибыли в составе десяти маршевых рот – все, что осталось от 2500 призывников, которых со знаменами, как героев, отправляли из Твери.
Везде наличествовали явные признаки недисциплинированности. В лагере практически каждой части, имевшей гужевой транспорт, носились целые табуны непривязанных лошадей. Орудия никогда не хранили в паркованном виде. Солдаты там, где им это нравилось, мылись, лежа грелись на солнце или пили чай. Единственными, кто нес службу, были повара, и эти люди действительно ежедневно трудились при любых обстоятельствах. Дороги, которые еще год назад, когда они были отвоеваны у Австро-Венгрии и находились в отличном состоянии, теперь оказались полностью разбиты, и никто даже не пытался ремонтировать их.