Вся политическая конструкция России лежала на плечах Корнилова и Керенского. «Геркулесовы столбы», как, используя собственный нехитрый код, называл их в частной переписке со своим начальником Савинковым комиссар правительства при Ставке Филоненко. При всем различии характеров и целей этих двух людей для того, чтобы покончить с их ссорой, был нужен всего лишь беспристрастный доброжелатель, одинаково хорошо относившийся к ним обоим. Эту роль выполнял член партии кадетов и обер-прокурор Синода в прежнем составе Временного правительства Владимир Львов. Казалось, роль Львова состояла в том, чтобы дружески относиться ко всем и не допускать кровопролития. После беседы с Керенским 4-го числа он 7 сентября отправился в Ставку и предложил, как это понял Корнилов, по инициативе Керенского, три варианта решения на выбор, которые помогли бы преодолеть кризис в правительстве. Корнилов согласился с последним вариантом, где предполагалось, что Временное правительство провозгласит его диктатором. Обедая с Завойко, который провожал его на вокзале в Могилеве, Львов заявил ему в последний момент: «Вам нужно запомнить три вещи – военное положение в Петрограде, диктаторские полномочия Корнилову и отставка для нынешнего кабинета».
Во второй половине дня 8 сентября Львов явился к Керенскому в Зимний дворец и предъявил ему ультиматум, который якобы исходил от Корнилова. Условия ультиматума предусматривали введение в Петрограде военного положения, передачу всей полноты гражданской и военной власти в руки генералитета, отставку всех министров, вслед за которой Корнилов сформирует новый кабинет, а также прибытие в Ставку Керенского и Савинкова.
Львов вышел далеко за рамки тех полномочий, которые он получил от Корнилова, который пусть и не доверял Керенскому, но и в мыслях не держал направлять ему ультиматум.
В восемь часов вечера Керенский переговорил с главнокомандующим по прямой связи, заявив (что было неправдой), будто при разговоре присутствует Львов. Керенский, притворяясь, будто он и есть Львов, спросил Корнилова, подтверждает ли он послание, переданное премьер-министру. Корнилов подтвердил только свою просьбу, чтобы в Ставку приехали Керенский и Савинков
[72].
Человек, обладающий настоящим чувством патриотизма, и более крупная личность, чем Керенский, сделал бы на его месте все, чтобы сгладить конфликт. Савинков писал, что после разговора по прямому проводу вечером 8 сентября лично он был убежден, что инцидент исчерпан. Однако, прибыв 9-го числа в Зимний дворец, он обнаружил там Некрасова, который заявил ему, что уже отдал распоряжение объявить публично о «предательстве» Корнилова. Некрасов был рад, что поездка Львова «позволила взорвать заранее подготовленную мину за два дня до запланированного срока»
[73].
10 сентября Савинков, Милюков и Алексеев пытались выступить посредниками в заключении мира, но Керенский патетически объявил, что «ни о каких отношениях Временного правительства с человеком, действующим преступным путем, не может быть и речи». Савинков спросил, понимает ли Керенский, что этот конфликт способен окончательно добить армию, на что тот в своем слепом тщеславии ответил: «Напротив. Армия, вдохновленная победой над контрреволюцией, дружно бросится на немцев и победит!»
[74]
Утром в субботу 9 сентября Корнилов получил от премьер-министра телеграмму, в которой тот призывал его подать в отставку. Комиссар Филоненко нашел генерала сидевшим в саду перед своим домиком в Могилеве с телеграммой в руке. Корнилов попросил его объяснить смысл телеграммы, потому что сам генерал ничего не мог понять.
Начальник штаба генерал Лукомский, которому Корнилов должен был передать командование, телеграммой отказался от этого поста. Отказался и командующий Северным фронтом генерал Клембовский. Командующие всеми фронтами на западной границе единодушно выразили свой протест против смены главнокомандующего в столь тяжелое время.
Корнилов колебался между выбором: либо молча уступить требованию правительства и уйти в отставку, тем самым предоставив армию и страну своей судьбе, либо рискнуть всем и пойти на открытый мятеж. Он выбрал второе и 10 сентября обратился к армии и народу. В своем последнем, отданном в Могилеве приказе № 900
от 11 сентября он объяснил свои действия. Приказ заканчивается словами: «Как офицер и солдат, даю вам слово чести и снова заверяю вас, что я, генерал Корнилов, сын простого казака, всей своей жизнью, а не одними словами продемонстрировал свою безграничную преданность своей стране и ее свободе. Я всегда был против любых контрреволюционных заговоров и стоял на страже свобод, которые мы завоевали, мечтая лишь о том, чтобы великий русский народ оставался независимым».
Приказ не был опубликован в прессе. В день, когда он вышел, опубликовали призыв к армии от исполнительного комитета Всероссийского Совета рабочих и крестьянских депутатов. Призыв начинался словами: «Товарищи офицеры и солдаты! Генерал Корнилов поднял мятеж против революции и Временного правительства. Он хочет восстановления старого режима, хочет лишить народ земли и свободы. Для достижения этой преступной цели он готов открыть фронт немцам и предать свою страну».
Ни один непредвзятый судья ни на минуту не усомнился бы в том, где говорилась правда, в приказе или в обращении.
Генерал Алексеев указал в письме, направленном из Ставки в адрес редактора газеты «Новое время» 25 сентября:
«В чем же на самом деле была вина Корнилова? Это не была попытка переворота кучкой авантюристов. Его намерения основывались на симпатиях и содействии широких кругов интеллигенции, которые с горечью наблюдали за страданиями своей страны, которая из-за неудачного выбора правителей была поставлена на грань катастрофы.
Мятеж не был направлен против системы правления, установившейся и действовавшей в дни с 9 по 13 сентября. Нет никаких свидетельств этому. Он был направлен исключительно против министров, которые постоянно менялись, которые не только не могли дать России долговременное и твердое управление, а, наоборот, вели государство к окончательной катастрофе. Целью движения была замена не существующей формы правления, а тех лиц, которые были у власти, на других, способных спасти Россию».
Сейчас всем очевидно, что у Корнилова не было шансов на успех, но 8 и 9 сентября многие политики в Петрограде очень нервничали, а некоторые из большевиков просто бежали из города. Некрасов заявил Керенскому: «Все пропало. Нам придется уйти в отставку и предоставить Советам оборонять Петроград»
[75].
Пятница, 12 октября 1917 г.
Рогозин рассказал мне историю Керенского. Однажды, несколько недель назад, маленький царевич играл в Царском Селе игрушечным пистолетом, который еще давно подарили ему казаки и которым он очень гордился. И вот слишком исполнительный солдат забрал у него игрушку, «иначе он может застрелить часовых».
