В основном трудности ощущались с винтовками и патронами.
Согласно мобилизационным планам, в стране имелось 4 275 400 трехлинейных винтовок четырех типов: «пехотная», «драгунская», «казачья» и «карабин». Кроме того, имелось 362 019 ружей системы Бердан. Несмотря на такие, казалось бы, значительные запасы, через несколько месяцев до меня дошла информация, что тогдашний начальник управления артиллерии генерал Кузьмин-Караваев сразу же понял, что этого количества было недостаточно. Уже через 14 дней после начала войны он отправил своего подчиненного полковника Федорова в Японию, которому поставил задачу по возможности приобрести еще 1 млн винтовок. Федорову удалось купить только 200 тыс. штук, которые уже успели получить и распределить между сотрудниками полиции, жандармерии и пограничной стражи, тем самым высвободив соответствующее количество трехлинейных винтовок для отправки на фронт. Говорят, что на заводах России ежемесячно производится по 45 тыс. единиц в месяц. Помимо японских винтовок, все же была небольшая надежда приобрести большое количество этого оружия за границей, в связи с чем Россию наводнила армия коммерсантов-авантюристов, каждый из которых привез в страну более или менее привлекательное предложение. Западные союзники уже успели выйти на этот рынок и закрепить за собой все возможные источники.
Если действительно с началом проведения мобилизации в стране имелось более 5 млн винтовок, крайне сложно было бы иметь их недостаток уже через четыре месяца войны. Официально причинами этому были объявлены потеря оружия при пленении солдат, ранеными – во время отступлений или даже во время наступлений, так как коменданты тыловых пунктов, которые несли ответственность за сбор оружия, были в таких случаях перегружены работой. Был пересмотрен вопрос о более внимательном подходе к сбору оружия. Первые новобранцы прибывали на фронт полностью экипированными, из чего офицеры и гражданские чиновники на передовой сделали вывод, что источники пополнения оружия из внутренних районов страны неисчерпаемы. Командиры частей и подразделений не брали за труд озаботиться транспортировкой винтовок, которые на данный момент не были им необходимы. Командир гвардейского корпуса рассказал мне, что как-то, когда солдаты его корпуса сменили на передовой линейные части, он сам наблюдал, как винтовки отечественного производства использовались для оборудования навесов для укрытия личного состава. Я лично тоже много раз наблюдал, как винтовки так и оставались лежать на поле боя уже через два-три дня после его окончания. Множество раз имелись случаи паники, когда солдаты, спасаясь бегством, бросали свое оружие, и никто их за это не наказывал: уровень дисциплины был крайне низким.
Предложение выплачивать по 6 рублей за каждую возвращенную российскую винтовку и по 5 рублей – за австрийскую не дало ощутимых результатов.
Какой бы ни была причина нехватки стрелкового оружия, всем было ясно, что здесь имели место как подтасовка фактов в предвоенное время, так и упущения военного времени. Командующий 6-й армией, расквартированной в Петрограде, заявил на совещании 9 декабря, что ему приходится отправлять новобранцев к фронту, выдавая по одной винтовке на троих. Части на фронте в настоящее время укомплектованы лишь наполовину, и помощник военного министра констатировал, что единственным препятствием для того, чтобы в ближайшие же несколько недель отправить на передовую примерно 2 млн новобранцев, была невозможность вооружить их.
Первоначальные запасы выстрелов к артиллерийским орудиям составляли, по имеющимся расчетам, по 1 тыс. на орудие. В действительности на складах, по нашим данным, хранилось примерно 5 млн 200 тыс. снарядов, по сравнению с расчетными 5 млн 400 тыс. (всего имелось 3590 орудий первой линии и 1824 – второй линии, вместе – 5414 единиц).
Ежедневный расход снарядов в первые сто дней войны составил более 45 тыс. выстрелов.
Заводы страны, которые после мобилизации занимались в основном выпуском шрапнели, смогли произвести не более 300 тыс. снарядов. Невозможно было узнать подробности, но было рассчитано, что по состоянию на 3 декабря на складах всех эшелонов имелось не более 1 млн снарядов к русским трехдюймовым орудиям.
Предполагалось, что к декабрю ежедневный выпуск снарядов внутри страны вырастет до 8 тыс. штук в день, а к июлю следующего года – до 20 тыс. На внутреннем рынке разместили контракты на поставки к ноябрю 1915 г. 8 млн снарядов. Кроме того, за границей разместили заказы на производство еще 4,5 млн снарядов. Из них 2 млн штук должны произвести на заводах «Виккерс», однако, как ожидалось, до марта ни один из заказов не будет реально выполнен, фактически же эти сроки будут сдвинуты еще дальше.
Начальник Генерального штаба генерал Янушкевич пояснил, что при его назначении на эту должность весной 1914 г. он рекомендовал увеличить нормы запасов с 1 тыс. до 2 тыс. снарядов, однако, прежде чем соответствующие суммы были утверждены Думой, вмешалась война.
В ноябре 1914 г. в связи с потерей орудий в Восточной Пруссии был издан приказ о сокращении всех артиллерийских батарей восьмиорудийного состава до шести орудий на батарею. Это значило сокращение количества орудий в каждой пехотной дивизии с 48 до 36 единиц, что оказалось серьезным само по себе. Теперь же еще более важным становился фактор нехватки артиллерийских снарядов.
Именно 16 декабря великий князь объяснил Ля-Гишу, что в связи с большими потерями, а также нехваткой винтовок и снарядов он вынужден подать в отставку. В тот же день Янушкевич заявил, что в Генеральном штабе рассматривался вопрос об отступлении к Висле, однако солдатское чутье великого князя заставило его выбрать находившийся ближе к противнику рубеж по рекам Бзура– Равка – Нида.
26 декабря, когда мы с Нельсоном находились в Генеральном штабе, начальник штаба признался Ля-Гишу, что в случае, если Россия будет вести войну за счет собственных ресурсов, реальное наступление может начаться не ранее конца июля. Возможность перейти в наступление раньше зависит от поставки снарядов из-за границы: «Великий князь хотел бы сделать больше, но это просто не в его силах».
Теперь мы знали, как обстоят дела, и можно было лишь рассматривать как подарок судьбы, что еще до того, как стал сказываться недостаток боеприпасов, наше наступление уже было остановлено немецкими ударами по левому берегу Вислы. Если бы противник позволил нам войти в Силезию, а затем нанес бы там контрудар, то существует большая вероятность того, что нас там постигла бы великая катастрофа.
Интересным вопросом, однако, является то, знал ли на самом деле великий князь об истощении запасов винтовок и снарядов, когда давал телеграмму союзникам, где называл дату, когда русские войска войдут в Бреслау. Организация службы тыла основана на наставлении, которое на момент начала мобилизации все еще находилось в рукописном виде. Следовательно, с этим документом были знакомы только высокопоставленные офицеры и гражданские чиновники, которые потратили примерно пять лет на его составление. Согласно данному наставлению, службу техники и вооружений, в том числе артиллерии, возглавляли представители штабов фронтов. В случае с Северо-Западным фронтом это был генерал, который до мобилизации возглавлял одно из управлений Военного министерства, а его коллега с Юго-Западного фронта в мирное время руководил военно-учебными заведениями. Данные офицеры, помимо того, что опыт их службы в мирное время был малопригоден для выполнения вновь возложенных на них обязанностей, не имели своих представителей при штабе великого князя. Они общались напрямую с Военным министерством в Петрограде. Возможно, свойственные генералу Сухомлинову В.А. оптимизм и неустанное желание угождать, в особенности членам императорской фамилии, не позволяли этому человеку предоставлять великому князю данные в их истинном свете.
