Я чуть не взорвалась, как надутый до предела целлофановый пакет. Нет. Не может быть, только не он. Альберт — не такой.
— Баба? — Пискнула, чувствуя, как в желудке разливается тепло. — Нет, не может быть…
— Да не теряйся ты так, не ты первая, не ты последняя, кого из-за юбки бросали.
Вера наклонилась ко мне:
— Варя, дело не в тебе, просто он дерьмом оказался.
— Ну, как не в ней… — Буквально каркнула Ника, складывая руки на груди. — И в ней тоже. — Постучала пальцем по виску. — Ты, Верка, анализируй, что этот Эдик ей сказал.
— Альберт. — Поправила ее подруга.
— Альбертик, да. — Блондинка тяжело вздохнула, оглядывая меня. — Видимо, разница между тобой и любовницей настолько бросилась в глаза, что его проперло на этот монолог. — Повернулась к недоумевающей Вере. — Стало быть, та бабенка слишком сильно отличается от нашей соседки. Наверняка, развязная, раскрепощенная, сексуальная. — Движением корпуса она изобразила кого-то не меньше секс-бомбы. — А ты уж, Варя, меня извини, но я тебе как будущий психолог скажу. Ты не те сигналы подаешь мужикам. Вот эта какашка, которая у тебя к голове прилипла, ты ее когда-нибудь распускаешь?
— Ника! — Вспыхнула Вера, сотрясая воздух кулаком.
— Чего? — Переспросила я.
— Вот этот бублик, — блондинка указала пальцем на мой затылок, — похожий на собачью кучку. Лично я тебя без него и не видала ни разу.
— Н-нормальная прическа. — Ответила, заикаясь от возмущения. — Достаточно сдержанная, скромная, элегантная. И выглядит уместно при любых случаях.
Ника надула щеки и медленно выдохнула:
— Во, слышишь, как она разговаривает? Еще бы он не заскучал. Ты где, вообще, воспитывалась? Откуда у тебя такие застарелые комплексы? Небось, из детства родом? — Девушка вскочила, отдернула вниз коротенькие шортики и прошла вокруг столика, виляя бедрами. — Мужчины же как любят? Чтобы женщина идет такая вперед, а волосы такие назад. Взмахнула ими, волосьями-то, и у него сердечко бедное — тадааааах, и пал к ее ногам. Сечешь?
— Нет. — Обиделась я.
— Тяжелый случай. — Теперь Ника уселась рядом со мной. — Говорю, прическа у тебя швах. Вместо позвоночника будто швабра стоит, ты кажешься вечно напряженной. Зачем? Ты ж не балерина? Вроде девка красивая, но чтобы эту красоту откопать, столько всего нужно перелопатить. А это не каждому мужику интересно, им ведь нужно немного помогать. — Приблизилась вплотную и взглянула прямо в глаза. — Для начала иллюминаторы эти твои снять.
— Чего?
— Телескопы твои. — Ткнула пальцем прямо в стеклышко. — Толщиной с палец. Ты же в них как крот!
Сглотнула, отклоняясь назад.
— Ты про очки?
— А то. — Подмигнула Ника.
— Нет, — решительно покачала головой из стороны в сторону, — я не могу.
— Почему? — Хрюкнула от смеха блондинка. — Часть имиджа тухлой училки?
— Нет! — Повернулась, ища поддержки у Веры. Та сидела, напустив на себя непонимающий вид. — Зрение у меня не важное.
Обе тяжело вздохнули.
— А линзы? — Не унималась Ника. — Не слышала про них?
Я почувствовала себя загнанной в угол.
— С ними нужно возиться… Вдруг не подойдут…
— Все ясно. — Твердо сказала она. — Ей срочно нужна терапия.
И снова разлила спиртное.
— Какая еще терапия? — Проблеяла, переводя взгляд с одной соседки на другую.
— Ника дело говорит. — Закивала брюнетка. — Ты бы начала с общего курса, а там, может, и на продвинутый бы решилась. Мне вот помогло.
— Вы о чем, вообще?
— Мы сейчас про психологический практикум. — В глазах блондинки блеснул шальной огонек. — Вот скажи, ты что, правда, никогда не совершала безумств?
— Вроде нет. — Даже растерялась, силясь припомнить. — Нет.
— Не веселилась до упаду?
Ну, не знаю…
— Танцы на выпускном считаются?
— Ясно. — Ника глянула меня как на пропащую и совершенно безнадежную. — Курила, пила, принимала наркотики? Пробовала хоть что-то?
— Нет! — Выкрикнула резко.
Как, вообще, можно подумать про меня такое. Чтобы я… Да никогда!
— Ну, не знаю, — она задумчиво почесала затылок, — мужика хоть одного совратила за свою жизнь? Соблазнила, в смысле.
Стыд овладел мной полностью.
— Это еще зачем?
— Во-о-от! — Воскликнула Вера, поднимая рюмку. — Тебе точно нужна помощь Ники!
Блондинка согласно кивнула и прищурилась:
— Варя, ты сейчас находишься в танке.
— В каком еще танке?! — Мне срочно требовалось прийти в себя. Вместо этого замахнула новую рюмку и, почувствовав жжение, уткнулась носом в рукав пиджака.
— Просто послушай. — Ника, размахивая возле моих глаз пальцем, теперь походила на гипнотизера. — Ты живешь, будто в танке, смотришь на жизнь через узкое окошечко и не хочешь выходить наружу. Потому что тебе там уютно, комфортно, совершенно не страшно. А еще оттуда видно, как мимо ходят другие люди, живут, радуются, расслабляются, ленятся, веселятся. — Резко выкинула вперед руку. — Но тебе лучше. Ты в своем убежище ничего не боишься: ни атаки противника, ни винтовки снайпера. Правда? Тесновато, жарко, но зато как привычно.
Вера благоговейно выдохнула:
— Это точно про нее!
— А я о чем? — Кивнула Ника. — Так вот. Сейчас, Варя, самый подходящий момент вылезти оттуда. Сделать то, на что никогда не решилась бы в здравом уме. Я называю это техникой по выведению из зоны комфорта. Да, мера сейчас кажется тебе радикальной, но разумный выход за пределы твоего кокона в зону риска — необходимое условие развития личности.
Внутри меня будто рос ядерный гриб. Такую чушь слушать точно не собиралась. Какого, вообще, черта?
— Это бред. Пф. — Сказала, самонадеянно цыкнув. — Ни в чем я не нуждаюсь!
— Твое поведение шаблонно и потому предсказуемо. — Тоном Кашпировского продолжала она. — Так твой Альбертик говорил? Вот. Ты поступаешь, как привыкла, так, чтобы чувствовать себя всегда «в своей тарелке». Все стабильно, но освоение чего-то нового невозможно. А ведь скоро ты постареешь, и все!
— Капут! — Поддержала Вера.
— Если тебя интересует собственное развитие, нужно срочно что-то менять. Страшно? Во-о-от! Прекрасно, это нормальная реакция. — Ее пасы руками меня начали раздражать. — Значит, мы на верном пути. Ты прячешься внутрь себя, сопротивляешься, а нужно просто адаптироваться. Самое главное сейчас, осознать — ты зависла в зоне комфорта, а, значит, сдвиг с мертвой точки возможен!
— Какой сдвиг? — Силы, кажется, оставили меня совсем. — К чему ты клонишь?
