Мы расхохотались и, взявшись за руки, пошли в здание. Там уже всех приглашали к столу. Нас усадили за самый крайний столик. Белоснежные скатерти, элегантная сервировка, рядом окно в пол. Все выглядело довольно мило, даже несмотря на то, что все близкие к молодоженам люди находились в центре зала возле них.
С нами посадили дальних родственников Альберта из Башкирии — тетушку Филару, дядюшку Ревинера и выводок их скучающих детей-подростков: Азатика, Булатика, Ринатика, Маратика. Пацаны возрастом от десяти до шестнадцати лет были причесаны, разодеты в нелепые костюмы по моде девяностых и уныло взирали на стол, уставленный экзотическими блюдами и кулинарными шедеврами из всевозможных морских гадов. Кристине же хотелось выпендриться, она и подумать не могла, что некоторым гостям захочется простой, земной пищи.
Мы с соседями по столику быстро нашли общий язык. Семейка оказалась действительно милой. Пока шла основная программа, Артем добыл для наших соседей нормальной еды в ресторане, чем сразу заслужил одобрение дядюшки и безусловную симпатию тетушки.
— Наверное, Альберт — альбинос, — шепнул, наклонившись, — все его родственники — приятные, смуглые и черноволосые.
— Наверное, — ответила, наблюдая, как мальчишки с аппетитом поедают пироги и плов.
— Неловко вышло как-то, — отозвался Ревинер, слушая аплодисменты после очередного тоста ведущего. — Говорили про одну невесту, приехали — здесь другая.
Мы встали, чтобы чокнуться с ними бокалами.
— Да, — с совершенно серьезным видом согласился Артем, — сотрудники ЗАГСа даже узнали Альберта. Вы, говорит, у нас уже были.
— И даже скидку сделали, — усмехнулась я, — как постоянному клиенту!
Тетушка Филара вытаращила глаза:
— Поспешно все это как-то, неправильно. Хотя девушка, вроде, хорошая. Нравится нам.
— Так ведь им пришлось, — выпив шампанское почти залпом, сделала невинное лицо.
— Да, — тут же подхватил мой кавалер, — обстоятельства, знаете ли…
— Угу, — подмигнула ошарашенной женщине, — говорят, что скоро станет заметно.
И нарисовала в воздухе круглый живот.
— Ой-ой-ой, — запричитала тетушка, — тогда да, конечно… Молодец, Альбертик, что не бросил… Ох, пойду-ка я еще Ифире расскажу.
— И Сулейману-абый, — с понимающим видом кивнул Ревинер. — Только Лаяза-апа не говори, совсем с ума сойдет от таких новостей…
— Конечно, — встала из-за стола женщина, — что я, по-твоему…
И дальше последовал приятный слуху непереводимый винегрет из башкирских слов.
— Тебе хорошо? — Спросил у меня Артем.
Мне хотелось прыгать от счастья.
— Хорошо, — призналась, боясь в очередной раз встречаться с ним взглядом.
С каждым новым глотком шампанского бороться с самой собой становилось все труднее, и тянуло к этому мужчине все сильнее и непреодолимее. За нашими спинами уже подходил к концу фееричный танец молодых с нелепыми па и постановочными поддержками.
— Потанцуем? — Вдруг предложил мой «парень», снимая ненавистную бабочку и пряча ее в карман. Расстегнул две пуговицы на вороте рубашки и вдохнул с облегчением.
— Нет, — смутилась, поднимая на него глаза. — Если только ты не хочешь, чтобы тебе оттоптали всю обувь.
— Хочу. — Артем встал, взял меня за руку и потянул за собой. — Мы в одной лодке, я не танцевал, наверное, лет десять. Но такая девушка… В таком платье… на которую все шеи сворачивают весь вечер… — Прижал меня к себе и взглянул в глаза. — Просто грех не потанцевать с такой.
— Понятно, — прильнула к нему, уткнувшись носом в плечо. Его одежда пахла свежестью, будто только что была с веревки, где до этого сушилась на морозе. — Тогда веди ты.
И доверилась его чувству ритма. Мы двигались плавно, будто просто покачиваясь на волнах. И мне в эту минуту больше всего хотелось, чтобы его губы немедленно проложили дорожку из поцелуев от мочки моего уха вниз к ключице. Но танец под пристальным вниманием гостей по-прежнему оставался вполне целомудренным.
— У твоей сестры такое лицо, — произнес он мне на ухо, — будто она поняла, что поставила не на ту лошадку.
— Зато мама улыбается, — выдохнула, стараясь не утонуть окончательно в глубине ощущений, электричеством бегающих под моей кожей.
— Он смотрит на нас, — эти слова ненадолго вернули меня к реальности. — Альберт.
— Поэтому твоя рука сейчас на моей пояснице?
«На моей обнаженной пояснице!» — так и захотелось крикнуть. «А-а-а!!!» И попросить, чтобы он опустил ее еще ниже. Ниже…
Почувствовала, как расстояние между нами сократилось до критического, мы будто срослись. Так сильно он притянул меня к себе и продолжил движение ладонью.
— Тебе неприятно? — Спросил хрипло и сдвинул ее еще ниже.
Всего на сантиметр, но этого хватило, чтобы разжечь во мне какой-то невероятный пожар.
— Нет, — ответила, чуть не задохнувшись, и посмотрела на него.
Было слишком темно, чтобы можно было рассмотреть выражение лица. Но Артем остановился, заставив меня сделать то же самое. Рука скользнула выше, пробежалась по позвоночнику, откинула мои волосы и оказалась вдруг на щеке. Я замерла, уже не слыша ничего, кроме стука наших сердец, и будто в замедленной съемке стала наблюдать, как он наклоняется к моим губам. Осторожно, не разрывая контакта глазами, будто спрашивая, можно поцеловать или нет. Готова была уже ответить, встать на цыпочки, прильнуть к нему…
И в этот момент музыка резко оборвалась. Кто-то будто вырубил ее резко, заставив ведущего нервно прокашляться и объявить очередной дурацкий конкурс.
Мы вернулись за столик, выпили немного шампанского, поболтали с соседями, затем я ушла в дамскую комнату. Не самым легким занятием было сделать все положенное в таком шикарном платье. Кое-как справилась и собралась уже выходить, когда услышала девичий хохот у туалета:
— Да это ее сестра! Говорю же, почти никто не узнал ее сразу.
— Не может быть.
— Та очкастая, помнишь? Замухрыга!
— Не завидую я Крыське. Думала, нос ей утерла, а та заявилась с новым женихом.
— И где они их только находят? Таких.
— Нет, этот и в сравнение с ее яйцеголовым не идет. Тут порода — сразу видно!
— Ничего особенного в ней и нет. Да и платье как платье.
— Дура?! Не будь она такой красоткой, Крыська бы хрен шампусик себе на платье пролила! Увидела, и ее чуть кондратий не хватил. Кто ж знал, что за фасадом нудилы и моралистки скрывается такая куколка.
— Пойдем уже, иначе она своего муженька распилит надвое, если ее не отвлечь. Может, кокс кто-нибудь прихватил? Повеселились бы.
И только когда хлопнула дверь, опустила подол платья и вышла. Подошла к раковине и уставилась на свое отражение в зеркале. Новая «я» нравилась мне все больше. Свободная, смелая, открытая. Не позволить ли ей занять мое место хотя бы на один вечер? Пусть оторвется, расслабится, может, ей больше в жизни повезет?
