— Порох с какого-то перепугу позволил представителям той паршивой газетенки ошиваться на месте преступления! — Поправила подол платья и пристегнулась. — Лунев, ау!
— Ты сменила прическу? — Словно только что проснувшись, заморгал коллега.
— Нет. Просто немного подкорректировала свой имидж. — Пробежалась глазами по его рассеянному лицу, никак не желающему повернуться к проезжей части. — Да все в порядке. Это я. На дорогу смотри.
— А… ага… — Егор нахмурился, почесал ладонью начавшую пробиваться на щеках щетину и направил автомобиль в сторону центра.
— Давай, просыпайся уже.
— Что-то случилось? — Он опять отрывисто глянул на меня. — Ты из-за трупа так?
— Да из-за всего! — Прижала сумку к груди. — Вчера моя сестра вышла замуж за моего бывшего жениха, а мне пришлось смотреть на все это. Только представь. Сегодня — этот труп, и вдобавок наш Порох зачем-то пустил козла в огород. Точнее этого Грина на место убийства. Я сейчас первым делом к нему, планирую все выяснить.
— Грина? Ты видела его?
— Да. — Уставилась на сероватые вершины гор вдали. — Тот парень, с которым стояла, когда ты подъехал. Это и есть он. Грин.
— Да? — Лунев усмехнулся. — Интересно. Печатное издание имеет право не раскрывать личность журналиста, который скрывается за псевдонимом, если это может угрожать его жизни. Поэтому мне казалось, что Грин — это женщина, ну, или какой-нибудь тощий задохлик. А этот вроде вполне нормальный здоровый мужик. Хотя… если проанализировать его статьи за прошедший год, скольких чиновников он вывел на чистую воду… даже самого мэра… Я бы тоже скрывался.
— Он просто жалкий писака, вот что я думаю. — Мысленно возблагодарила создателей кондиционера за то, что тело начало постепенно охлаждаться. Убрала волосы назад, достала подаренное Верой зеркальце и посмотрела на свое отражение. — Излюбленная фишка журналистов — тявкать, что менты ничего не делают. Посмотрела бы, что он на моем месте стал делать. Увидел сейчас краем глаза труп жертвы и побледнел, как мел.
— Ты чего так завелась-то? Ну, разрешил и разрешил ему Порох. Значит, есть какая-то договоренность, не первый же раз на сделку с прессой идем. Наверное, собирается какую-то дезу печатать для вашего злодея.
Убрала зеркальце в сумку.
— Какую дезу? Это, вообще-то, пока мое дело, и я ни о чем таком не знаю.
— Зацепил тебя этот Грин. И знатно.
— Вовсе нет. — Но щеки уже загорелись огнем.
— Да. Никак не можешь простить ему те статейки? — Автомобиль уже свернул к набережной. Лунев опять беззастенчиво меня разглядывал. — В них вроде не было ничего такого, стандартный набор для привлечения внимания читателей и поднятия лишнего шума вокруг дела. Хороший ход, если хочешь вызвать интерес к изданию. Газета новая, скандальная. Считай, карабкаются, как могут.
— Егор, — повернулась к нему вполоборота, — а ты можешь для меня что-нибудь накопать про этого Грина? Кто такой, чем живет… Что за человек… Наверняка, есть что-то интересное…
— Я? — Лунев улыбнулся, подняв одну бровь.
— Ты, — подтвердила, кивнув.
— А что мне за это будет?
Сверкнул глазами так хитро, что сразу задумалась, не намек ли это на что-то интимное… Да ладно! Только не от него. Нет. Хотя… как знать. На меня все сегодня как-то странно реагируют.
— Ты слышал хоть что-то про взаимовыручку, Лунев? — Покачала головой в попытке пристыдить. — Бескорыстно помочь товарищу? Не?
— Прости, — снова посмотрел так задумчиво и пронзительно, что стало не по себе, — у меня сегодня какое-то игривое настроение… Конечно, помогу.
— Вот когда поможешь, тогда и проси, чего хочешь.
И сжала рукой сумку, понимая, насколько двусмысленно это прозвучало. Чуть язык во рту не расплавился. От пристального взгляда Егора захотелось быстрее переменить тему. Вдруг у меня на лице все было написано? Интерес к проклятому Грину, смятение, страх, волнение. А что если отпечатки его губ, все еще горящие на коже, сияют сейчас как флуоресцентная краска, выдавая меня?
— Чего хочу? — Произнес мечтательно.
— В пределах разумного, — поправила я.
Он рассмеялся.
— У меня отличная фантазия, Комар.
— Куда-то не туда тебя опять понесло, Лунев.
— Это, наверное, все вспышки на солнце виноваты. — И подмигнул.
— Короче. — Тяжело выдохнула. — Его зовут Артем Гринев, это пока все, что знаю.
— Хорошо. Официальную информацию, я полагаю, ты и сама можешь узнать по базе. Тебе ведь нужны сокровенные тайны и нелицеприятные подробности? Так?
— Самые грязные, какие только найдешь.
Глянул так, будто, как ни старался, никак не мог узнать во мне прежнюю Варю.
— Как скажешь, прекрасная незнакомка, прикинувшаяся сегодня капитаном Комаровой.
* * *
— Иван Дмитрич, — когда я после непродолжительного стука влетела в просторный кабинет начальника, подполковник как раз положил трубку обратно на телефонный аппарат. — Объясните мне, пожалуйста, что происходит?
Пороховников обратил на меня хмурый взгляд и тяжело выдохнул:
— Стучаться не учили, Комарова?
— Я стучала. — Остановилась посередине кабинета, еле сдерживая накатывающий волнами гнев.
— Снаружи подожду, — тихо пробормотал Лунев и, так и не решившись войти, закрыл дверь.
— Мы теперь, товарищ подполковник, под дудку прессы, значит, пляшем?
Мужчина тяжело уселся в свое кресло и, с интересом оглядывая меня, почесал гладковыбритую щеку.
— Не врывалась бы ты так в кабинет начальства, капитан, и не повышала на меня голос при моих подчиненных.
Опустила голову:
— Простите. — И села на стул напротив.
— И не забывай, с кем разговариваешь, — добавил чуть жестче.
— Прошу прощения, — подняла на него взгляд. — Просто… Я возмущена. Почему какой-то журналист узнает информацию по делу быстрее меня, затем приезжает на место преступления и заявляет, что вы ему позволили там вынюхивать? Сейчас он совсем обнаглеет и начнет афишировать всю полученную информацию, а нам…
— Не начнет. — Подполковник облокотился на столешницу, буравя меня строгим взглядом из-под бровей.
Потрясла головой:
— А что ему помешает?
— Артем здесь для других целей.
— Каких? — Чуть не подпрыгнула на месте. — Если он не успокоится, его новые статьи могут подвергнуть и меня опасности, не только навредить всему делу.
— Это сделка. — Пороховников помассировал запястье и взглянул на часы. — Мы берем прессу под свой контроль. Никто не напишет ни слова, пока я не прикажу.
