Сосредоточилась на его губах, шепчущих тихо-тихо, чтобы привести меня в чувство.
— Да…
— Нельзя сейчас все бросать. — Его голос стал жестким и низким. — Эта. Тварь. Убивает. Девчонок. — Черные глаза умоляли меня одуматься. — Ты столько сделала, чтобы его поймать. Столько охотилась за этим чудовищем. Неужели ты можешь сейчас все бросить? Отпустишь его на волю? Он уже знает, что ты вышла на него. Ты. Его. Уже. Вызвала. — Облизнул пересохшие губы и покачал головой. — Вызвала на бой. Так сражайся. Не убегай. Докажи, что ты можешь, что ты победишь. Что все, что писал о тебе наглый журналюга — полнейший бред.
— Я… — Мне не хватало воздуха.
— Порох тебя, наверное, сейчас желает просто растереть в пыль за неудачный обыск. Докажи, что ты лучшая. Дожми этого гада Стручкова. Тогда никто и не вспомнит об утренней неудаче. Никто тебя не будет упрекать, шептать гадости в спину. Варя…
Замотала головой.
— Так нельзя, ведь он же… Он… Мой…
— Посмотри на меня! — Горячие ладони скользнули вниз по шее и снова поднялись выше. — Я с тобой. Слышишь? Обещаю тебе. Я. Тебе. Обещаю. — Убрал с моего лица упавшие пряди и уложил их за уши, заботливо и нежно, словно ребенку. — Я помогу тебе. Мы выясним все про твоего отца. Поедем вместе. Слышишь? Кивни мне. Я тебя не брошу. Мы накажем Андрея, мы во всем разберемся. Клянусь. — Крепко прижал к себе, позволив уткнуться в сильную грудь. — Просто доведи до конца это дело, хорошо? Нельзя все бросать, это не профессионально, тебе не простят. Давай прижмем этого гада, а потом уже возьмемся за все остальное.
— Ты… — Вдохнула вместе с влагой нахлынувших слез его безумно приятный терпкий мужской запах. — Будешь со мной?
— Да.
Мне не верилось.
— И… поможешь?
— Конечно. — Ответил уверенно, прижав меня к себе почти до боли.
Я превращалась в маленькую девочку в его объятиях. Первый раз в жизни позволяла себе быть настолько слабой. Податливой, мягкой, словно пластилин.
— И не бросишь?
Неужели, сказала это вслух?
— Никогда. — Последовал твердый ответ.
Глава 23
Все потом.
Потом разбор полетов по обыску, потом плевки, которые полетят в меня, когда Порох узнает о том, что задумала… Отложу душевные терзания на более позднее время. А сейчас… Ва-банк!
Прошла по пустому коридору, прижимая к себе папку, в которой не было ни снимков Стручкова с похорон, ни результатов анализов его крови, ничего, на что можно было бы апеллировать в подобном разговоре. Со мной был только холодный разум, мятная жвачка во рту и безумно трясущиеся поджилки.
Попросила, чтобы никто не напрягал подозреваемого лишним вниманием. Чтобы обращались с ним, как с важным свидетелем, а еще лучше — совершенно не обращали на него никакого внимания. Распустила волосы, потрясла головой, добавляя прическе небрежности, расстегнула верхнюю пуговицу на блузке, нанесла немного блеска на губы.
Надеюсь, он прочитал обо мне все статьи Грина.
Такой я перед ним и предстану. Недалекой, легкомысленной, возможно, даже глупой. Только бы все срослось. Обычно в таких случаях я обращалась к отцу, чтобы помог мне оттуда, с небес. А теперь… Не знала даже, кого и просить. Сразу высшие силы? Мне бы очень помогла и удача, и их непосредственная помощь.
Открыла дверь, кивнула старшему лейтенанту, стоящему на входе. Повернулась к столу и широко улыбнулась Стручкову, сидящему за ним с застывшим лицом. Никаких эмоций, никогда не догадаешься, напуган ли он или, наоборот, доволен, что наша схватка перешла на новый уровень.
— Антон Викторович, — аккуратно положила толстую папку перед ним на стол и протянула руку. — Простите, что пришлось вырвать вас со службы. Капитан Комарова Варвара Николаевна.
Шершавая.
Холодная шершавая наощупь рука коснулась моей ладони. Сжала легко и осторожно. Совсем не так, как когда-то она касалась убитых девушек, и не используя ту силу, с которой их безжалостно душила.
— Очень приятно, — ответил ее владелец сухо и сел на место. — Моя смена уже закончилась.
В форме он казался приятнее, чем в гражданке. Даже усы не смотрелись больше нелепостью на бледном и худом лице. И неприятные мелкие глубоко посаженные глаза теперь вновь пытались своей серьезностью внушить мне доверие. Единственным вызывающим подозрение фактом было полное отсутствие каких-либо видимых эмоций.
Готова была биться об заклад: если наклониться к нему, можно было бы услышать, как медленно и тихо он дышит. Словно змея.
— Догадываетесь, зачем я вас вызвала? — Сев и подтянув к себе папку, спросила я. Переместила жвачку во рту от одной щеки к другой.
— Нет. — Одна сторона его лица едва заметно дернулась.
— Антон Викторович, — слизнула с губ весь блеск, взглянула в его глаза. — Такое дело… Мне нужно задать вам несколько вопросов… о… — Собеседник сидел, расслабленно навалившись на спинку стула. Не разглядывал меня, совершенно не интересовался тем, что виднелось в разрезе тонкой блузки. Смотрел прямо в лицо, точно гипнотизируя. — О вашем напарнике.
Облегчение.
Трудно с чем-то спутать этот невольный выдох. Надеюсь, ребята видели. Они все сейчас находились возле экрана, на котором транслировался наш разговор.
— Слушаю. — Кивнул Стручков.
Улыбнулась ему еще раз. Благодарно и доброжелательно. Заглянула в папку, внутри которой была на самом деле лишь треть пачки чистых белых листов для печати.
— Даниил Головин… — Взяла ручку, сделала пометку в виде галочки, задержалась на ней, изображая задумчивость, и снова посмотрела на собеседника. — Давно вы его знаете? Как долго работаете вместе?
Этот вопрос заставил его заерзать на месте. Стручков почесал нос и произнес:
— Года два…
— Как бы вы его охарактеризовали?
— Хм… — Сцепил руки в замок. — Не знаю…
Решила подсказать.
— В личном плане.
— Да нормальный вроде.
— Спокойный? Уравновешенный? Открытый?
Пробежался взглядом по столу, пожал плечами.
— Да.
Наклонилась к нему ближе, понизила голос:
— Странного ничего за ним не замечали?
Надеюсь, прозвучало почти заговорщически.
Стручков сглотнул. Видимо, решал, приврать ли для пущей надобности или не стоит.
— Не знаю, — сказал после недолгих раздумий, — вроде нет.
Прокашлялась, снова заглядывая в папку.
— Эм… Скажите, как часто он отлучался, когда вы работали с ним в паре? Было ведь такое?
Поправил воротник, будто ему стало жарко.
