Хозяин улыбается, кивая. Его член довольно подрагивает.
— Твоей жене тоже понравится. — Произношу с улыбкой.
Его полузакрытые веки колышутся. Кажется, что-то идет не по плану, но он еще не понимает, что именно. Мне нравится именно этот момент: выражение лица у него, как у наивного младенца, который не понимает, почему отобрали сиську.
— Ч…что? — Аркаша не перестает улыбаться.
Но даже его сморщенные яйца умнее — они уже испуганно поджались.
— Вот что. — Достаю телефон, встаю и делаю сразу несколько снимков. — Скажи «сыр», придурок. А если станешь меня искать, эти карточки разойдутся по всему интернету.
Вялые попытки выпутаться из веревок перемежаются с попытками тупо открыть глаза.
— Баю-бай, Аркадий. — Улыбаюсь я, наслаждаясь картиной.
Гора жира спит, член бодрствует.
Убираю телефон. Быстро прохожусь по тем местам, где могла оставить отпечатки и протираю поверхности платком. Достаю тонкие перчатки, надеваю, аккуратно вынимаю чемодан, проверяю его содержимое. Наличка, часы, прочая ценная мелочь — все складываю в свой пузатенький клатч. Подхожу к двери, поднимаю банковскую карту — брат уже просунул ее под дверь. Возвращаю на место в бумажник этого хмыря.
Можно было бы еще снять трусики и подложить в чемодан, скажем… в его свитер в качестве подарка для женушки, но на мне сегодня мои любимые — красные с кружевом, и уж очень не хочется их лишаться.
Еще раз оглядываю номер, затем тело спящего мужчины. Ослабляю веревки, чтобы он легко мог распутаться утром, и выхожу в коридор. Иду, стараясь не попадаться в поле зрения камер. Этот тип вряд ли заявит на меня, но осторожной нужно быть всегда. Спускаюсь по лестнице, поправляя волосы. На душе так спокойно, такое умиротворение, даже сердце не колотится бешено. Просто штиль. Ка-а-а-айф…
Покидаю отель, выхожу на набережную, снимаю туфли и некоторое время иду босиком, любуясь волнующимся морем, чьи волны поблескивают в свете луны, как мятая фольга. Только через пару километров, поднимаюсь к дороге и ловлю такси, которое высаживает меня в соседнем с домом квартале. По дороге до съемной квартиры изредка оглядываюсь, хотя и так знаю, что никого нет. Сработано было чисто.
Дома неспешно снимаю парик, затем платье, макияж. И уныние возвращается ко мне вместе с тем образом, которые смотрит на меня теперь из зеркала. И снова передо мной одинокая девчонка, брошенная, раздавленная, растоптанная. Пытающаяся мстить, а на деле просто посыпающая солью свои же собственные раны.
Выхожу на балкон, сажусь на пол, подтягиваю колени к груди и закуриваю. Всхлипываю, выдыхая терпкий дым.
Мечтаю, что когда-нибудь эта боль меня покинет. Что когда-нибудь я перестану звать Его ночами. В груди перестанет болеть от мыслей, которые упрямо стучатся в голову. Когда-нибудь он меня отпустит. И я его отпущу.
Поднимаю с пола кожаный кошелек.
Вспоминаю того парня с пристани. Крепкий такой, лицо кирпичом, будто весь мир ненавидит. «Злой блондинчик» — называю его про себя. Уж он-то явно не такой мерзкий на вкус, как этот толстяк. У него красивые, правильной формы, по-женски пухлые губы. Целоваться с таким, должно быть, сплошное удовольствие…
И чем он меня так зацепил?
Не знаю. Открываю его бумажник и снова проверяю все отделения. Ни фото, ни карточек, ни скидочных карт. Ничего. Человек без истории, человек без лица — вот он кто.
Но разве так бывает?
3
Глеб
Я никогда в последний раз не выдыхаю перед тем, как идти на дело. Собран и сосредоточен с первой же секунды. Если уж ты влез в подобное, значит, должен быть готов к тому, что на любом этапе этой напряженной канители может случиться что-то, что без труда может вернуть тебя обратно за решетку.
Что поделать: выбранный мной путь не для отчаянных и сильных духом — не стоит приукрашать и романтизировать. И благородством здесь тоже не пахнет, потому что мы ни херовы Робин Гуды, и никому награбленное не раздаем. Наше первое правило — думать только о себе, и ни о ком больше.
Таковы профессиональные аферисты.
Каждый из моих ребят талантлив, и с легкостью нашел бы себе применение в обычной жизни, но с той дороги, которую они (и я) однажды для себя избрали, не так легко теперь свернуть, потому что руководит нами азарт — настоящая охотничья страсть, ослепительно яркая, порой безумная и крайне опасная.
Мечтатели или глупцы, но мы реально верим в то, что возможно всё. Нам не достаточно того, что предлагает система. Всегда хочется большего, лучшего, недоступного. И мы совершенствуемся, идем вперед, становимся умнее в попытках раздвинуть рамки обыденного.
Трудно сказать, что такое азарт, пока не попробуешь его на вкус. Но если попробовал… вряд ли получится остановиться. Это самый доступный и действенный наркотик из существующих. Он отключает все чувства: стыд, благоразумие, сожаление и даже инстинкт самосохранения.
Потому что мы играем по-крупному. И ставим на кон всё, что имеем. В том числе и собственную жизнь.
Мы с Максом небрежно оглядываемся прежде, чем спуститься по лестнице вниз, к неприметной с виду двери, ведущей в бар. Я поправляю галстук, с удовольствием отмечая про себя, что в центре города довольно многолюдно в это время, но вряд ли кому в голову придет заглядывать в заведение «только для своих», работающее без вывески. Нам лишние свидетели сегодня не нужны.
Толкаю дверь. В помещении накурено. В тусклом свете всего нескольких потолочных светильников мрачные малиновые стены кажутся темно-фиолетовыми. Подвальная коробка без единого окна при таком освещении кажется еще меньше и теснее — большой душный гроб, пугающе давящий на мозги. Но посетителям, которые посмеиваются, обсуждая что-то с ярко выраженным южным акцентом, явно всё нравится.
— Добрый вечер, господа, — приветствую собравшихся, перекидывая чемоданчик из правой руки в левую, чтобы пожать протянутые мне ладони.
Широко улыбаюсь, всем видом показывая свое расположение, а в это время мой мозг сосредоточенно оценивает ситуацию. В помещении бара нас шестеро: я, Макс, пришедший со мной, хозяин заведения Фил, флегматично протирающий бокалы за стойкой, старичок-эксперт Фридрих Робертович, привлеченный для оценки предмета искусства, Имран — покупатель (крупный бизнесмен с юга), и его телохранитель, напоминающий дятла своим мощным, длинным носом-клювом.
— Прошу вас, — приглашаю их присесть за один из столиков.
— С удовольствием. — Имран садится.
Сопровождающий подает ему черный чемоданчик, тот кладет его на стол, но открывать не спешит.
Напряжение есть, оно чувствуется, как и в любой сделке, но подготовительная работа прошла на славу, и теперь эти люди нам доверяют.
— Вам понравится, — обещаю.
Мы сидим друг напротив друга.
