А когда наши сердца немного успокаиваются, Соня осторожно слезает с меня и стягивает вниз свои кружевные трусики. Небрежно отбрасывает их в сторону.
А я продолжаю сидеть на краю кровати, смеясь над собственными мыслями. Наивный мальчишка внутри меня спрашивает: «Неужели всё это, такое тесное, близкое, с большим количеством поцелуев может быть просто сексом?». Вряд ли. Но девчонка тут же отвлекает меня от этих дум.
Забирается на постель и утягивает за собой. Мы падаем на подушки и какое-то время лежим, обнявшись, впитывая кожей влагу с тел друг друга. Долго смотрим в глаза. И меня вдруг накрывает какое-то плохо изученное наукой чувство, когда от нахлынувшей нежности невыносимо хочется отгрызть кусок другого человека.
И мы снова целуемся, одновременно познавая тела друг друга прикосновениями. Ладонями, губами, языком. А потом я наваливаюсь на нее сверху, и мы занимаемся любовью медленно и чувственно, как будто нет никаких «было» или «будет», а есть только «сейчас» и только «мы».
С первыми лучами солнца приходит усталость.
Я мог бы продолжать это вечно, но тело уже настолько измождено и вымотано, точно из него высосали все соки. Мои мышцы расслаблены, кожа горит, дрожь внизу живота постепенно утихает. Лениво перевернувшись, Соня подтягивается к краю постели и встает. Походка у нее забавная, идет к окну, будто на ватных ногах, неуклюже.
— Тебе больно? — Спрашиваю, принимая сидячее положение.
Становится стыдно, вдруг я перестарался и мог причинить ей неудобства.
— Нет. — Ни капли не смущаясь, она встает прямо у открытого окна. — Мне очень хорошо.
Упирается поясницей в подоконник, берет сигарету, прикуривает и глубоко затягивается. Ее фигурка смотрится такой изящной на фоне солнечных лучей, заполнивших разгромленный номер отеля. Длинные стройные ноги, аккуратная попка, упругий впалый живот, маленькие круглые груди с самыми красивыми на свете сосками.
Улыбаюсь.
Соня небрежным движением отбрасывает назад волосы и недоверчиво смотрит на меня. Разглядывает мое тело и задумчиво выпускает изо рта белесый дым. Ее губы, с которых свисает тонкая сигарета, прекрасны. Подобны розовым лепесткам, отражающим блики света. Сочные врата рая, припухшие падшие ангелы. Потрясающе сексуальные.
— И что будет дальше? — Усмехнувшись, спрашивает она.
Комочек пепла падает на пол, на валяющиеся под ее ногами смятые шторы.
— Хотел бы я знать. — Признаюсь честно.
Хотя прекрасно понимаю, что девушка имела в виду не предстоящее дело, а нас с ней — ее и меня.
19
Соня
Честно говоря, я и не знаю, труднее теперь будет изображать его девушку или, наоборот, станет легче. Всё перепуталось. Между нами. И внутри меня самой… Будто давно точившая сердце вредоносная программа была обезврежена. Или кто-то очень заботливый чудесным образом смог сбросить настройки моего организма до заводских.
Так сложно. Так легко. И все время хочется улыбаться.
Немного похоже на сумасшествие.
— Что тебе взять? — Спрашивает Глеб, застегивая рубашку.
Мы проснулись ближе к обеду и пропустили завтрак, поэтому теперь приходится в спешке решать все рабочие вопросы.
— Не знаю. — Задумчиво пожимаю плечами. — То же, что и тебе.
— Хорошо. — Кивает он. — Сейчас спущусь в ресторан, а ты иди сразу к ребятам.
Мы не смотрим друг другу в глаза. Виной тому стыд и смущение, а еще мне просто хочется целовать его всякий раз, как вижу.
— Думаешь, все получится? — Подхожу ближе.
Глеб возится с галстуком.
— Ты же сама понимаешь. — Его лицо приходит в напряжение. — Пятьдесят на пятьдесят. Если он заинтересовался, то сам найдет меня. Поэтому я и должен сейчас идти.
— Знаю. — Произношу тихо и подхожу ближе. — Позволь мне.
Беру в руки ленты галстука и аккуратно перекидываю их друг через друга, закручивая в красивый узел. Чувствую пристальный взгляд на своем лице и застенчиво поджимаю губы. Каким-то чудесным образом ему постоянно удается разгонять по моему телу миллионы мурашек одними лишь глазами.
— Кто это сегодня был? — Спрашиваю хрипло. — Ну… Я имею ввиду… со мной.
— Ты о чем? — Он внимательно следит за моими руками.
— Ночью. — Приходится прочистить горло, так сильно волнуюсь. — Ты или Матвей Палыч?
Воспоминание о горячем колхознике вызывает у меня смущенную улыбку.
— Я. — Отвечает Глеб твердо. — Или ты думала, что я стал бы тебя делить с кем-то еще?
У меня ком встает в горле. Поднимаю на него взгляд и застываю.
Значит, мне не показалось: наш секс действительно был исповедью. Был настоящим откровением не только для меня, но и для него.
— Нам пора, — так и не дождавшись хотя бы какой-то вразумительной реакции на свои слова, Дымов перехватывает мои запястья.
— Конечно. — Соглашаюсь я.
И мы остаемся недвижимы. Смотрим, смотрим в глаза, буквально обдирая друг друга до мяса невысказанными эмоциями. Но поцелуем это так и не заканчивается. Мы оба не уверены в том, серьезно ли то, что происходит между нами, и не знаем, как на это в данных обстоятельствах реагировать.
— Либо да, либо нет. — Хрипло говорит Глеб и отпускает мои руки. — Сегодня все разрешится.
— Угу. — Опускаю голову, беру сумочку и направляюсь к двери, осторожно переступая через обломки стула.
Горничной вряд ли понравится то, что она увидит в нашем номере. Решит, что мы какие-нибудь извращенцы или вроде того. Ну, да ради Бога. Мне всегда было всё равно, что обо мне подумают. Вообще, фиолетово на всё, что происходит вокруг. Но сегодня… Даже не знаю…
Сегодня ночью меня любили.
И вряд ли для описания этого процесса подойдут какие-то другие слова, которыми я пользовалась прежде. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела, доверяла, открывалась, отдавалась полностью и впускала в себя, не боясь поранить душу. Хотя именно она, моя душа, сейчас и страдает сильнее — потому что больше тела требует продолжения этого полета в невесомость. Именно она чувствовала себя сегодня нужной, видимой и по-настоящему любимой.
* * *
— Всем привет!
— Почему ты не пришла вчера? — Свят набрасывается на меня буквально с порога. Остальные мужчины заинтересованно оглядывают мой наряд. — Я так ждал от тебя рассказа, как все прошло!
Плотно прикрываю за собой дверь в штаб-квартиру и прохожу. Под их пристальными взглядами скидываю пиджак и бросаю на спинку стула. Темно-красное платье длиной до колена и с рукавами в три четверти застегнуто наглухо, почти до основания шеи. Оно призвано скрыть синяки на моих руках — следы вчерашней борьбы с Глебом, а также алые разводы чуть ниже ключицы — результат его же не осторожных лобызаний. Попросту говоря, засос.
