— А ты поумнела, моя кыса. — Усмехается Вадим, сворачивая на стоянку.
Достаю из кейса одну пачку и подношу к лицу.
— Ммм, это запах красивой жизни. — Вожу ею туда-сюда перед носом, затем беру обеими руками и, желая насладиться приятным шелестом купюр, оттягиваю пальцем самый краешек. — Вадик, стой!
Судорожно хватаю ртом воздух.
— Что? — Прямо посреди стоянки он ударяет по тормозам.
— Господи… — Снова и снова провожу пальцем по краю. Банкноты отгибаются, и становится хорошо видно, что настоящие купюры только снаружи — внутри пачки лишь резаная бумага. — Это… чемодан с фальшивками. Вадик… — У меня в горле пересыхает. — Клянусь, я не знала! Бля… Не думала, что Глеб опустится до такого.
Майора будто переклинивает. Он меняется в лице, морщится, но не произносит ни слова.
— Что теперь делать? — Бормочу, сжимая в кулаке стопку фальшивок.
— Сука… — Хрипло шепчет он. — Дым сука, тварь…
— Подожди, успокойся. — Убираю пачку обратно в кейс и лихорадочно взъерошиваю себе волосы. — Так. Нужно…
— Вернемся в бар, и я там всех перережу, если мне не вернут мои бабки!
— Нет. — Мотаю головой я. — Там уже никого нет. Сто процентов.
— Сука…
— Зато я знаю, что в номере у Глеба остались его личные вещи. Он придет за ними, зуб даю. Нужно подождать его там.
— Убью! Убью тварь! — Майор колотит по рулю, и срабатывает протяжный сигнал.
— Успокойся. — Прошу его. Нежно касаюсь плеча. — Успокойся, пожалуйста. Мы вернем деньги.
— Бля… — Вадим заводит машину, заводит ее в специальный «карман» на стоянке и глушит двигатель. Затем тяжело вздыхает, обхватывает ладонями лицо и дышит так, словно у него приступ зубной боли.
— В любом случае, главное, что мы снова вместе, так? — Мои руки тянутся к нему.
Он резко отстраняется и выскакивает из машины.
— Пошли!
Хватаю кейс, выхожу и направляюсь следом за ним. Майоров спешит, будто на пожар, мерит путь до отеля широкими шагами.
— Идиот. Как же я сразу не посмотрел! Почему не подумал об этом? Кретин! — Он сплевывает прямо под ноги изумленному швейцару на входе. — Знал же, что он сука конченая, и повелся! Блядь. На таком взводе был, что думал только о том, как свалить оттуда побыстрее. Сука! Сука!
Минуя лифты, он проходит к лестнице и, перешагивая через две ступеньки, поднимается наверх.
— Сейчас. — Восклицаю, когда мы оказываемся у двери нашего с Глебом номера. — Вот ключ.
Вадим открывает дверь, мы входим.
— Не включай свет. — Требует он. — Вдруг эта крыса увидит, испугается и не пойдет.
— Ладно… — Бросаю кейс на пол, быстро снимаю туфли и прохожу. — Только как мне собирать мои вещи в такой темноте?
Майор подходит к окну и резко отдергивает штору. В тусклом лунном свете в глаза мне бросается ярость, морщинами изрезавшая его худое лицо. Он оглядывает номер, словно ищейка. Сверлит взглядом аккуратно застеленную постель, будто пытаясь отыскать на ней следы любовных утех, затем брошенные на спинку стула платья и стоящий у стены небольшой красный чемоданчик с моей одеждой.
— Много вещей не бери. — Цедит сквозь зубы, продолжая то ли приглядываться к обстановке, то ли принюхиваться.
— Хорошо. — Сглатываю. — Только ты не забывай про моего брата, Вадим. Я ведь не могу его бросить. Обещай, что мы его тоже заберем с собой?
В полной тишине, пока он стоит у окна, начинаю собирать разбросанные по комнате и развешенные в шкафу шмотки.
— Мы ведь заберем его? Заедем за ним, да? — Оглядываюсь в суматохе сборов.
— Заберем. — Вздыхает он. — Только куда ты его потом планируешь?
Взмахиваю руками.
— Не знаю. Сниму нам с ним квартиру, ему же нужно доучиваться в школе, потом институт. Только хату нужно, наверное, побольше… И есть ведь еще ты… Или, если мы вернем деньги, можно снять Святу отдельное жилье, а нам с тобой дом. Что молчишь?
— Кто-то идет… — Успевает сказать он прежде, чем слышится щелчок ключа в замке.
Замираю с чемоданом в руке. Через секунду загорается свет. Щурюсь.
— О, уже и в моем номере обживаетесь, — надтреснуто говорит Глеб.
Замечаю черный кейс у него в руке.
— Кажется, это моё. — Надвигается на него Майор.
Пытается выдернуть из руки Дымова чемоданчик с деньгами, но тот сжал его мертвой хваткой. На меня смотрит, стиснув зубы и нахмурив лоб.
— Глеб, пожалуйста, — прошу я, бросая вещи и делая неуверенный шаг в его сторону. — Он же честно их выиграл.
Его пальцы неохотно, но расцепляются. Кейс достается Майору.
— Зачем, Соня? — Дымов подходит ко мне вплотную. Его грудь от частого дыхания вздымается высоко. — Я до последнего не верил, что ты можешь со мной так поступить…
Мне так больно смотреть ему в глаза, что я теряюсь. Начинаю лепетать:
— Прости, Глеб, пожалуйста, прости меня.
— Вернись. — Он зажмуривается от боли, произнося это. — Соня… — Тянется ко мне, но затем стискивает пальцы в кулак и опускает. — Я тебя люблю. По-настоящему. Понимаешь? А он… — Указывает пальцем в сторону. — Он ничтожество, и кинет тебя снова. Ему нельзя верить.
Глеб делает еще шаг, и я, не выдержав, начинаю пятиться назад.
— Нет. — Мотаю головой. — Нет, Глеб.
Перевожу взгляд на стоящего с кейсом в руке возле двери напряженного Вадима, но Дымов подходит ближе, закрывая своей грудью мне обзор.
— Сонь, — в его глазах мольба. — Прошу тебя… Не делай еще одну ошибку… Ты будешь жалеть всю жизнь.
— Может, хватит?! — Злится Майор.
Но я его не слышу. Дрожу всем телом, чувствуя запах Глеба, ощущая его так близко рядом с собой. Вспоминая тепло, которое мне дарили его объятия. Окунаюсь в его светлые глаза, забирающие мою боль и дарящие спокойствие.
— Соня! — Зовет Вадим, теряя терпение.
А я опускаю взгляд на протянутые ко мне ладони Глеба. Мое сердце подскакивает, мышцы напрягаются.
— Как мне жить без тебя? — Почти задыхается Дымов. — Что мне без тебя делать? Зачем было это всё?
— Глеб, я… — у меня кружится голова.
— Да что за дерьмо! — Восклицает Майор. — Отвали уже от нее!
Один удар сердца. Второй. Еще один. Смотрю в лицо Глеба и очень хочу поверить в то, что все это правда. Все, что он сказал мне. Делаю глубокий вдох, но получается лишь нервный всхлип.
— Прости, мне нужно уйти… — И, пряча взгляд, стремительно обхожу его сбоку.
Беру красный чемодан со своими шмотками, накидываю тонкий белый плащ.
