– Умный, а дурак… Руки.
– Что – руки?
– Главным был, которого с крыши сбросили. Семья прицепом. Семью они сами убивали. Он не говорил им – как.
– Ты… хочешь сказать…
– Почерк. Там они себя показали. Настоящих. Там их нутро. От сердца убивали, не по разнарядке.
Голова его продолжает трястись, но теперь это кивки, подтверждающие уверенность. Однако Есеня продолжает сомневаться.
– У нас нет доступа к телам. К уликам.
– Да есть он, есть!
Короткий хохот. Скорее, пугающий. Меглин хватает руль и выкручивает на поворот.
– Ты что?!
– Давай назад!
В опоясавшем многоэтажный дом кольце припаркованных машин нога Меглина сбивает зеркало с машины, и следом верещит сигнализация. Через минуту из подъезда на стоянку выбегает Антоныч, в торопливо наброшенной на пижаму куртке и домашних тапках.
– Здоров, Антоныч. Как сам?
– Родион?..
Из тени выходит Меглин. Антоныч нервно оглядывается.
– Вот что. Мы сейчас с тобой прокатимся кой-куда. Не против?..
– Не получится. У меня… все дома. Удостоверение, ключи..
– Ну так давай домой к тебе зайдем. С детьми познакомишь.
Антоныч медлит. Меглин коротко свистит – выходит Есеня с ребенком, и это удивляет Антоныча даже больше, чем визит Меглина. Он уходит домой и через пару минут выходит с ключами и документами. Антоныч за рулем. Есеня и Меглин сзади.
– Я всем говорил – это не ты!.. Не он… Вы Меглина не знаете… Он на такое не способен…
– Способен же. Ты знаешь.
– Родион, у меня дети. Есеня, ну ты ему скажи…
Машина останавливается у КПП. Меглин подается назад, в темноту салона, вытягивает руку – и в шею Антоныча со стороны подголовника упирается лезвие ножа.
– Тихо сиди. И ровно. Руки трясутся.
Антоныч опускает стекло. Из будки охраны выглядывает заспанный охранник.
– Ты чего ночью?
– Попросили… Срочно. Ты ж их знаешь…
Охранник недовольно мотает головой, почти не глядя, открывает ворота. Антоныч открывает молнию на мешке с телом. Есеня морщится, Меглин смотрит, как прикованный.
– Всех – так?
– У всех троих вырезаны глаза. Пробиты отверткой уши. Перерезано горло, от уха до уха. И разрезаны ладони, крест-накрест.
– Он делает их немыми. Они не могут видеть, слышать, говорить. Но почему ладони?..
Родион смотрит на тело тяжелым взглядом, словно в оторопи.
– Родион?..
– Я… где-то видел… Что еще там было?
Антоныч выкладывает на стол прозрачные пакеты с уликами и короткими записками на бумажных листках – когда и где изъято, номер дела. Меглин берет пакет с заляпанной кровью детской игрушкой и морщится, как от удара током, на мгновение оказавшись в прошлом – где струя крови падает на стену и свет лампы отражается в широком лезвии кухонного ножа. А в настоящем Есеня вдруг находит среди улик пакет с дешевой «Нокией». Смотрит на Меглина.
– Такой же был у Жени…
Она надевает перчатки, достает телефон из пакета, рассматривает. На задней стенке – царапины.
– Это не их телефон. Здесь пин-код.
– Мало ли, чтоб не забыть…
– Четыре единицы? Я думаю, он оставил его нарочно. Для нас.
– Включи.
Есеня включает телефон и сует себе в карман.
– Что еще есть? Колись, Антоныч, я же вижу, припас…
– Они снимали. Видео. В доме.
Меглин кивает. Покопавшись в компьютере, Антоныч запускает запись. Пока Есеня и Меглин поглощены записью, Антоныч открывает свой стол. Быстро находит в нем что-то маленькое по размеру, меньше спичечного коробка. И прячет в карман. Смотрит на куртку Есени, которую она сбросила и повесила на стул рядом с ним.
Две машины полиции едут по дороге. В передней – Худой. Он смотрит на дорожный указатель, установленный на краю дороги рядом с брошенной машиной таксиста и показывающий куда-то в поле. На указателе, поверх букв широкими аэро-зольными мазками – ТМНП. Худой смотрит на карандаш. Самарин рядом с ним.
– Такое уже было?
– Андриевич, два года назад… Родион Меглин. Главные хиты. Лучшее, любимое, только для вас… Зачем он повторяет все? По новой?
Самарин пожимает плечами. У него нет ответа, перебирает варианты.
– В момент первого убийства происходит импринт. Как во время первого секса. Яркое ощущение, которое убийца стремится повторить. Он повторяет свои ощущения. И отправляет весточку нам.
– Какую?
– Мы – закон. А он – справедливость.
К Худому подходит оперативник. Протягивает планшет. Худой просматривает, благодарит кивком. Кивает на труп.
– Дважды судим. Разбой и попытка изнасилования. Чем мы вообще занимаемся?
– Ищем убийц. Преступников.
– Нет. Преступников ищут – и наказывают – они. А мы так. Полицаи…
Самарин смотрит на него и усмехается, пока Худой этого не видит.
– Самосуд делает нас убийцами. А правосудие – людьми. Вот и вся разница.
От второй машины полиции к ним, не разбирая дороги, бежит полицейский с телефоном. Самарин и Худой смотрят на него тревожно. Подбежав, он протягивает телефон Худому.
– Их засекли!.. Мы знаем, где они!..
Комната в мотеле. Есеня моет Веру в ванной, пока Меглин без конца просматривает запись убийства в ноутбуке. Крики. Есеня выходит, закутав девочку в полотенце.
– Может, хватит?
Меглин смотрит на нее недоуменно, видит ребенка в руках.
– Она ничего не понимает.
– Но все видит.
Есеня продолжает смотреть на него. Меглин берется рукой за крышку ноутбука, собираясь закрыть, но замечает что-то.
– Что там?
– Может, ничего. Но он… камеру поправил. Чтоб по центру. И свет. Это сцена. Он актер.
– Неудачник…
Меглин смотрит на нее, сощурившись, спрашивая взглядом – как она поняла?
– Ладони. Все жертвы – зрители. Они не замечали его. Не слышали. Не кричали «браво». Не аплодировали.
– Я его знаю… Я знаю…
Резкий телефонный звонок аппарата, который они взяли у Антоныча, заставляет их вздрогнуть. Меглин и Есеня смотрят друг на друга, решая, кому взять. Берет Меглин.
– Да?..
– Немедленно уходите, за вами едут.
– Откуда…
– В куртке – жучок. Быстро!
