– Ни на секунду не верила, что ты погиб. Вот ни на столько… Похудел, лохматый…
Меглин криво улыбается, пытаясь скрыть, что понятия не имеет, кто перед ним.
– Садитесь. Я чай принесу. Виталик сейчас выйдет…
Они проходят в гостиную. Меглин осматривает комнату. Пианино. Книжные полки.
– Я был здесь… Почему ты раньше мне не сказала?..
– Бергич просил. Сказал, если все вспомнишь – хуже будет.
– Почему сейчас сказала?
Есеня, грязная, замученная, с ребенком на руках, пожимает плечами, считая ответ очевидным.
– Ну… куда хуже-то?
В комнату выходит Виталик. Улыбается, увидев Родиона.
– Здравствуй, Родион.
Меглин настороженно кивает.
– Ты… что, все помнишь?..
– Все, что ты мне говорил.
Есеня кормит Веру. Ищет в телевизоре мультики, но попадает на репортаж криминальной хроники. Фото ее и Меглина – на экране.
– … очень опасны и могут быть вооружены. Если вы увидите этих людей, позвоните на горячую линию…
Есеня торопливо переключает канал. Из ванной – звуки набирающейся воды. Возвращается мама. Доливает Есене чай.
– Как вы?
– Нормально. Виталику лучше. К терапевту ходит. Как Родион пропал, я к вашим обратилась, хорошего специалиста посоветовали. Спать лучше стал, и вообще. Я тебе ванну набрала.
– Нет, я… не могу…
– Они надолго сели. Они всегда надолго. Расслабься.
Мама кладет руку ей на плечо.
– Вы у своих. Вы наши.
Есеня смотрит в ее добрые, спокойные глаза и кивает, позволяя себе расслабиться.
Самарин просматривает записи с камеры, установленной в тюрьме во время допроса Меглина. Отмечает, что тот с кем-то говорит, обращаясь в пустоту. Самарин надевает наушники. Выкручивает громкость до максимума. Перематывает на начало. Повторяет. Записывает что-то в блокнот. Снимает наушники.
– Есть…
Самарин резко возвращается в прошлое. Григорьев выходит из квартиры, закрывает дверь. У него звонит телефон. Он смотрит на дисплей. Удивлен.
– Да?..
– Здравствуйте, Роман Иванович.
Григорьев идет к лифту.
– День добрый… С кем я говорю?
– Вы меня, наверное, не помните. Это Игорь. Ваш сын.
Григорьев растерянно замирает. Это как удар под дых, он расстегивает верхнюю пуговицу, массирует сердце под рубашкой, останавливается.
– Игорь?.. Ты… где, ты откуда звонишь, я… Господи, сынок… Я… столько лет искал тебя…
– Зря. У меня сейчас другая фамилия. Я научился скрываться. Научился выживать.
– Игорек, прости… я… не должен был с тобой так поступать… Где ты был?
Самарин говорит с улицы, он метрах в трехстах от большого, дорогого дома с аркой.
– Там, куда ты меня отправил, пап. Далеко от тебя. Шучу, в Питере. Ты зря извиняешься, ты был прав.
– Прав? В чем? Сынок, о чем ты?
– Все дело в том, какую картину ты создаешь у себя в голове. Какую систему ценностей. Хочешь убивать – пожалуйста. Главное – найти тех, кого можно убивать, кто этого заслуживает, так, пап? Это ты хотел до меня довести?
– Я не понимаю, о чем ты… Игорь, я сейчас не могу говорить..
– У тебя опять нет на меня времени? После всех этих лет?
Григорьев пугается:
– Нет, я другое хотел сказать! …Я был не прав, я очень виноват перед тобой. Я хочу увидеть тебя… Мы обо всем поговорим, я приеду, скажи, где ты…
– Так теперь я нужен тебе?
– Ты мне всегда был нужен.
Долгая пауза.
– Поздно.
И отключает телефон. Он видит, как в арку входит мужчина в камуфляжной куртке. Самарин неторопливо идет по улице, проходя мимо арки, где лежит труп водителя, а человек в камуфляже вытаскивает с заднего сиденья истекающий труп Григорьева.
Есеня просыпается и не видит рядом ребенка. Мгновение паники, резко срывается, выбегает в соседнюю комнату, не одевшись, в одной старой мужской футболке до колен – и успокаивается, увидев Веру играющей с мамой Виталика.
– Она проснулась. Я хотела тебе еще дать поспать. Так иногда хочется, знаешь, подержать маленького.
– Они…
– Закончили. Он тебя ждет.
Есеня идет в гостиную. Меглин сидит сгорбившись. За пару часов, что она не видела его, он постарел на десять лет. Он поднимает на нее глаза, и она не может выдержать его взгляда.
– Это правда?.. Это все – правда?..
Она кивает. Он опускает голову. Обхватывает ее руками. Нервными, узловатыми. Так проходит несколько мгновений. Когда он поднимает голову, глаза его пусты, он принял новое знание.
– Это наш… Макс Соколов, артист… Плохой. Никуда не брали его. А он доказать хотел. Прославиться. Теперь прославится… Девочку похитил. Рот, уши, глаза заклеил, руки связал, в подвале держал месяц. Не был он убийцей. Разбудили его.
– Где его найти, знаешь?
Меглин кивает.
– Где живет, знаю. Если он еще там. Поехали.
– Сейчас…
– Вы на машине? Возьмите мою… – Виталик смотрит на Меглина и Есеню.
Есеня торопливо собирается. Мать Виталика – напротив – с Верой на руках.
– Это ненадолго.
– Не волнуйся. Виталика вырастила и с этой красавицей как-нибудь справлюсь.
Есеня склоняется над ребенком.
– Я вернусь. Скоро.
Целует. Уходит. Виталик заходит в свою комнату. Открывает стол. Достает телефон. Кнопочная «Нокия». Набирает номер. У Самарина звонит телефон.
– Да… Не бойся. Я успокою голоса. Мой голос главный.
Мама Виталика ставит на стол чай. Самарин благодарит кивком. С улыбкой смотрит на Виталика.
– Можно мы…
Мать уходит.
На кнопку сигнализации реагирует старая «Волга».
– Ты поведешь?..
Меглин качает головой. Есеня садится за руль. Макс заканчивает разговор по телефону, та самая старая «Нокия» в стиле ТМНП. Кладет нож в карман.
– Он сказал, где забрать девочку… Собирайся.
– Что мы с ней сделаем?
– То, что он скажет.
– А если скажет убить…
– Мы сделаем все!
– Она даже говорить еще не умеет. Я думала, мы защищаем таких…
– Ну, значит, ты ошибалась! Мы никого не защищаем!
