– Убьешь меня?
– Ты же знаешь. Я никогда в жизни никого не убивал. Я не убийца, Родион. На этих руках нет крови. Я… не хочу тебя убить. Я хочу, чтобы ты страдал. Сходил с ума. Чтоб ты видел, как все, что ты любил, умрет – благодаря тебе. Я поклялся себе. Много лет назад. Помнишь этот дом? Ты родился в нем. Вырос. Посиди. Вспомни.
Самарин наблюдает за ним. Достает папиросы. Щелкает зажигалкой, и это активирует воспоминание Меглина, в котором мужчина в тельняшке-безрукавке, обнажающей бугры мышц в выцветших тюремных татуировках, закуривает папиросу.
– Помнишь, что здесь случилось?
– Здесь маму убили… И отца…
– Да, но кто убил? Этого тоже не помнишь?
Меглин смотрит на него и по торжеству в глазах Самарина понимает, что проиграл, хотя и отказывается признать это сразу.
– Все ты помнишь. Просто отказываешься признать. Я тебе помогу. Родя?.. Ты меня слышишь, Родя?..
– Не лезь к нему!
– Я не с тобой говорю сейчас, Меглин! А с ним!.. Родя!.. Родя!..
– Что?..
Мальчик сидит на стуле. Испуганно смотрит на Самарина, всем своим видом демонстрирующего дружелюбие. Самарин улыбается, до конца не верил, что получится.
– Родя… Здравствуй. Не бойся, я… друг. Вернее, хочу быть другом.
Мальчик смотрит на него недоверчиво.
– Я прошел через то же, что и ты. Потерял родителей.
Мальчик смотрит на него по-другому, со все еще недоверчивым, но уже любопытством.
– Ты помнишь. Что здесь случилось? Родя?..
– Да.
– Расскажешь?
– Я на улице гулял. До вечера. Приходил домой, когда темнело.
Меглин, словно потеряв интерес к беседе или не желая слушать того, что будет сейчас там сказано, отходит к окну и видит через кривые осколки, пылающие в заходящем закате, мальчика, играющего на улице.
– Родя!.. Родя. Иди домой, ужинать!..
Меглин оборачивается – рядом с ним стоит молодая женщина в простом платье.
– Мама?..
Мальчик рассказывает Самарину – несколько монотонно, глядя я одну точку.
– Почему ты приходил поздно, Родя?
– Чтобы папа не видел.
– А папа что? Что папа делал, Родя?
Мальчик молчит, сопит нервно.
– Не бойся, говори. Что папа делал?
– Бухал. Бил… Меня…
– …и меня. – Меглин слышит голос своей матери.
Он видит, как мать испуганно прижимает к себе мальчика. Она в ужасе смотрит на дверь, из-за которой доносятся стук и неясные пьяные угрозы.
– Мама, а ты?!
– Со мной все будет хорошо. Сиди тихо.
Мама прячет ребенка в кладовке. Мальчик приникает глазом к щели между дверцей и косяком. Видит, как мать идет в прихожую, открывает дверь – и сразу отлетает от мощного удара в лицо. Родя испуганно отшатывается к стене. Все это происходит в той же комнате. Теперь перед Самариным сидит Меглин. Но на лице его детское выражение испуга и непонимания, мальчик словно прорастает из него. Меглин напуган.
– Родя, не бойся. Я здесь. С тобой. Ты можешь говорить.
Меглин благодарно кивает. Собирается с мыслями и силами, чтобы продолжить рассказ.
– Он… долго ее бил. Он раньше бил не так. Он кричал – убью… убью… убью…
Родя смотрит в щель, как отец избивает мать, лежащую на полу, закрывшуюся руками, воющую через разбитый рот. Отец останавливается, чтобы налить себе выпить. Выпивает. Берет нож со стола.
– Я же не мог ничего не делать… Это же мама моя.
– Все нормально, Родя. Просто расскажи. Что было дальше.
Смазанной, нечеткой картинкой – Родя открывает дверь кладовки и быстро идет на освещенную кухню, где стоящий к нему спиной мужчина избивает лежащую на полу, закрывающуюся руками мать. Родя хватает со стола большой кухонный нож, замахивается. Меглин смотрит в одну точку, задрав руку, сжатую в кулак, держа над головой воображаемый нож. Говорит тихо, ровно, заторможенно и, кажется, совсем без эмоций.
– Дальше плохо помню. Как пелена упала. И будто сила появилась. Из меня, но… не моя. Или… слишком моя.
– Что было дальше, Родион?
– Я его ударил. Потом еще… Он сначала на меня пошел. Потом упал. Руками…
Не найдя точного слова, он проводит растопыренной ладонью по груди, словно царапая себя.
– … закрывался, а я уже не мог остановиться. Потом кто-то за плечо схватил меня… я ударил, стал бить, бил и бил, я просто не мог перестать.
– Кого ты ударил? Кто там был? Родя, кто там был еще? Родя!..
– Мама… Там мама моя была.
– Ты маму убил, Родион…
– Я маму убил…
Меглин плачет. Самарин обнимает его и прижимает к себе:
– Ты убил мать. От такого не отмолишься. Но ты не виноват. Так просто сложилось. Тебя сделали таким. Ее отец. И мой отец. Я убил их. А ты убей ее. И все прекратится. Боль не пройдет. Но я научу тебя с ней справляться.
– Как?
– Они обманывали тебя. Манипулировали тобой. Всю жизнь. Назвали тебя убийцей, и ты стал им. Но все, что тебе рассказывали о справедливости, – ложь. Ты не добро с кулаками, Меглин. Даже не добро с ножом. Ты вообще не добро. Убей ее. Упади ниже. И я научу тебя, как жить с этим. И уже не будет вины.
– Я не верю.
– А верить не надо. Наоборот. Мы в аду, Меглин. А рая нет в принципе. Нет любви. Привязанности. Воздаяния. Ты в это веришь, как осел в морковку, и воплотил все это в ней… Она – твое покаяние, твой шанс, твой счастливый билет. Но это самообман. Так не спасешься, нужно по-другому. Ну, убил ты родителей – и что? Правильно сделал. Они вложили в тебя то, что получили. Они тебя превратили в зверя, все они пусть теперь увидят зверя! Ты один из миллиона, гордись этим. Перестань ныть, убей ее и стань наконец собой!..
Он берет с пола бутылку воды, подходит к Есене, льет ей на голову. Она медленно приходит в себя. Садится, держась за голову.
– Есеня, Есеня… Сколько мы могли бы сделать, успей я к тебе первым.
Он гладит ее по щеке, она отбивает его руку, но он все равно гладит, теперь сильнее, и хватает за шею:
– Но он меня опередил. И видишь, к чему это привело? Открой глаза сейчас. Пойми – он причина всех твоих бед. Он разрушил твою жизнь, с самого начала.
– Не надо…
– Убил твою мать!..
– Хватит!
– Если б не он, был бы жив твой отец. А сейчас из-за него умрет твоя дочь. Или ты умрешь. Но ты можешь все остановить. У тебя есть шанс. Пока еще. На твоем месте я бы не раздумывал. Он просто долбаный монстр, и ты слишком долго закрывала на это глаза!
