– Ради науки… почему бы и нет? – Залпом выпивает шот и со стуком ставит на стол рюмку.
По дороге домой он звонит жене по скайпу. Он едет в машине и снимает себя.
– А кто с Верой?
– Старший советник юстиции Стеклов Андрей Сергеевич.
Есеня смеется.
– В нем такой дед включился, он будто всю жизнь этого ждал.
– Знаешь, что он мне сказал? Он жалеет, что не видел, как ты росла. Видимо, компенсирует.
– Мне бы он этого никогда не сказал.
– Давай там развязывай уже и приезжай. Мы скучаем.
Есеня целует воздух. Требовательный стук в дверь.
– Сейчас!..
Отключив скайп, она открывает дверь. На нее валится пьяный мокрый Меглин, она морщится от запаха.
– Ты где был?..
– Слышь… заплати ей…
В его руке бутылка вина, за плечом – Ляля. Есеня смотрит на него, оценивая пределы наглости.
– Ты серьезно?
– А что я, не человек? Каждый хочет любви. И солдат. И моряк.
– Сколько?..
Ляля сама забирает купюры из бумажника. Они уходят. Меглин бросает через плечо.
– Тоже заходи…
– Зачем?
– Тройничок замутим!..
Есеня зло хлопает дверью. Не может найти себе места из-за раздражения, но что-то зацепило ее. Меглин впускает Есеню в номер. Темно, свет только от слабого ночника. Меглин серьезен и сосредоточен. На кровати, в свете лампы, сидит Ляля. Есеня подходит к ней, опускается на колено. Смотрит. Узнает.
– Лариса?..
– А теперь ей расскажи, милая… То же, что и мне.
Ляля смотрит на нее с сомнением.
– Ей можно. Она наша. – Меглину она верит.
– Я его видела…
– Кого?
– Папу…
Есеня мягко подталкивает Лялю.
– Расскажи. Не бойся.
– Ты за меня впишешься, да? Защитишь? Если что. Жить здесь останешься?.. Да пофиг, я не боюсь, чего мне терять-то…
– Где ты его видела?
– У Пасюков. Рядом с домом.
– Когда?
– Сегодня. А раньше – на дороге, он мимо проезжал. В день, когда их постреляли всех…
– И вчера. Он, когда мимо проезжал, скорость сбрасывал. На меня смотрел.
– Ты уверена?
Ляля смотрит на нее, смеется.
– А то я отца не узнаю!
– Он же умер…
– Знаешь, я так и подумала. Когда его увидела. Он живым не выглядит. Совсем. Хотя мы тоже. Не живые.
– Почему полиции не рассказала?
Ляля смеется.
– Что я, дура, ментам рассказывать?
– А почему с нами разоткровенничалась?
– Нравишься ты мне. Глаза чистые… За деньги, конечно! Ты мне еще дашь. Я видела, у тебя много.
Есеня отдает ей часть денег, Меглин не глядя забирает кошелек и вываливает все. Есеня видит на ее руках точки от уколов и полосы заживших шрамов, след неудавшегося самоубийства.
– А что ты делала? У Пасюков? Рядом с домом?
Вопрос выводит Лялю из себя. Она срывается:
– Не твое дело!.. Мимо шла!.. Чего тебе еще надо?..
Меглин обнимает ее, гася истерику.
– Все, милая… Все. Все.
Жестом показывает Есене на бутылку – налей. Подает Ляле. Достает из кармана свои таблетки. Она смотрит вопросительно.
– Боли не будет.
Она выпивает таблетки. Запивает вином и затихает в его объятиях. Меглин укладывает ее на кровать. Снимает туфли. Укрывает. Он садится на кровать. Есеня стоит рядом, сложив руки на груди.
– Ты ее руки видел?
– Хорошие руки. Красивые.
– Она наркоманка. И сумасшедшая. Можем мы ей верить? Мало ли, что ей там почудилось.
– Кому верить, как не им? Тем, кто на дне. Наркоманам. Нищим. Им терять нечего. Врать незачем.
– Так мы что теперь, охотники за привидениями?
– Ну. Если человек мертв, согласно документам. И не мертв, согласно всему остальному. Значит. С документами беда.
Он дергается, хватается рукой за голову. Вторую торопливо и требовательно протягивает Есене. Она ищет таблетки в сумке и дает ему выпить. Он торопливо глотает таблетки, пока она несет воду из ванной, запивает и, скрутившись эмбрионом, падает в одежде на кровать. Тело бьет судорога, стонет от боли. Есеня ложится рядом. Меглин погружается в лихорадочный сон. Приблизившись друг к другу во сне, она кладет руку ему на грудь. Меглину снится, как Есеня склонилась над ним с ножом в руке. Тело Меглина выгибается – как от удара током.
– Что? – Есеня обеспокоенно просыпается.
Меглину не сразу удается стряхнуть с себя кошмар.
– Ничего… Все хорошо…
Но в глазах появился новый огонь.
Этим утром плешивое поле, в котором угадываются остовы домов, растянулось на долгие километры. Над горизонтом еле видно поднимается желтое солнце. В поле стоят двое – Женя и Стеклов. Стеклов хмуро смотрит по сторонам. На зятя. Под мышкой у Жени – тоненькая папка.
– Что-то смысла в этой «экскурсии» не улавливаю.
– Помните наш уговор? Защитить наших девочек?
– Допустим?
– Знаете, где мы сейчас?
Стеклов смотрит на Женю. Тот протягивает ему папку.
– Личное дело Меглина. Тут не густо. Но все – интересное. Не явно. А между строк.
– Это как?
– Например, прописан он здесь. В этом самом месте. В деревне, которой уже не было, когда он появился на свет.
Стеклов листает папку. Оглядывается по сторонам. Оценивает.
– Вы знали, что после смерти родителей его не в милиции оставили, а в психушку увезли? На месяц? Почему? Что за тайны?
Он поднимает на Женю напряженный взгляд. Женя забирает у него папку.
– Это фейк. Дело составили – на отвали. Чтоб было. Но где-то ведь и настоящее есть. Мне выше не прыгнуть. Не мой уровень. А вот вам, может быть, удастся что-то выяснить.
– Почему думаешь, что это важно?
– Может, и не важно. А может, и важно. Кто знает? Моя жена с ним работает. Ваша дочь. Мы имеем право знать.
Стеклов, помедлив, кивает.
Самарин кладет перед Есеней пачку салфеток.
– Кровь.
Есеня смотрит на салфетки перед собой. Капелька крови катится по виску. Есеня поднимает взгляд на Самарина.
