Он приоткрывает плащ так, чтоб ей видна была фляжка во внутреннем кармане. Подмигивает, Ляля улыбается, пригубливает чай, но одергивает себя, ставит стаканчик на стол.
– Мне нельзя сейчас.
Меглин смотрит удивленно, но от вопроса удерживается.
– Я вот про что хотел спросить… Отец твой любил тебя?
Ляля надолго задумывается.
– Любил… Он меня один растил. Когда мама умерла.
– Бил тебя?
– Нет, ты что… До той ночи… Пальцем не трогал.
Подходит Есеня, садится рядом.
– Семь лет назад? Что тогда случилось? Расскажи.
Ляля кривит лицо, ей не хочется возвращаться воспоминаниями в этот год.
– Я не помню ничего. Что помнила – выжгли…
– А что осталось?
– Как… во сне. За Андреем замужем была. Родила ему Ванечку. И тоска взяла. С Виталиком от скуки связалась. Просто… чтоб хоть что-то нормальное… Лицо человека скрыто капюшоном, темнота. Он замахивается обрезом – и… Удар.
Ляля замолчала, погрузившись памятью в ту ночь.
– Потеряла сознание… Дальше ничего не помню…
Она врет, потому что вспоминает, как ее за волосы тащат от машины по траве, бросают на землю, она поднимает голову и видит, как человек в капюшоне, стоя спиной к ней, поднял руку, и в ней был обрез, и раздался выстрел, и Ляля дико, истошно закричала – нет! – когда разлетелась красным голова ее любовника. И только после этого она потеряла сознание.
– Это был твой отец?
Ляля кивает, глядя в пол.
– Я не видела, как его взяли. Пришла в себя уже потом. Когда за ним приехали.
Ляля заканчивает рассказ:
– Больше не видела его. После этого… мне плохо было. В больницу положили, в психиатрическую. Я там… год, что ли, лежала…
– Пять с половиной.
Ляля смеется, пожимает плечами.
– Кололи. Время быстро шло. Весело. А когда вышла…
Пожимает плечами, дальнейшее, мол, очевидно.
– Там, в лесу, это был он. Не знаю там, что ваши эксперты говорят, но он жив, и он хотел меня убить… Когда меня уже выпустят отсюда?
– Если все так, как ты сказала, я бы не торопилась.
– Почему? Я же не виновата. Я ничего не сделала… – Девушка плачет.
– Пока тебе безопасней здесь.
– Нет. Обо мне Андрей позаботится, он мне обещал.
– Андрей Пасюк?
Ляля вдруг улыбается, широко, по-детски.
– Он мне с Ваней встретиться даст.
У Есени звонит телефон. Она смотрит на дисплей, отходит.
– Да…
Худому явно не по себе от информации, которой приходится поделиться с Есеней.
– В общем,… ты была права. В могиле не Карякин.
Жаров и Грачев удачно разыгрывают недоверие.
– Да ладно… Да ну на хрен!..
– Вместо него в тюремном лазарете оформили другого, сейчас разбираются, как это получилось. Карякин присвоил личность освобожденного по актировке. И так вышел на свободу. Он вернулся, чтобы мстить.
Жаров и Грачев выглядят потрясенными.
– Ну спасибо вам. От всей души. От всех жителей наших – земной поклон. Вот что значит – профи!
Жаров смотрит через стекло на дремлющего на трех составленных в ряд стульях Меглина в коридоре.
– Ну что. Дело раскрыто.
– Вопросов много осталось.
– Вот поймаем и все спросим. Главное – сделано. Я вам напишу потом, если хотите. Или позвоню. Всех подключу. Каждый камень перевернем, но найдем урода!
– Обратно – тоже своим ходом?
– Да.
– Ну вы хоть поешьте на дорогу. Давайте мы баки вам заправим. Хоть как-то мы должны вас отблагодарить!
– Спасибо, не надо. Мы не приглашенные артисты, чтобы гонорары получать.
Фургон едет по улицам Аркадьевска, мимо главной площади. Следом за фургоном на достаточном расстоянии в переулок сворачивает дешевая иномарка
Меглин снова видит мальчика в фургоне.
– Крутой, да?.. Дело раскрыл…
Уловив издевку в его голосе, Меглин смотрит на него настороженно. На всякий случай показывает неприличный жест.
– Фу, как некрасиво. А еще взрослый. Себе покажи.
– Почему?
– Потому что не крутой ты, а дурак. Чучело соломенное.
– За языком следи. А ты за мыслями моими, у тебя со своими напряженка, по ходу. За окно смотрим. Что видим?
Меглин выглядывает. Народ стекается на главную площадь, где готовятся к празднику. Меглин снова смотрит на мальчика, пожимает плечами. Мальчик качает головой, удивляясь его тупости.
– Перец этот, главный! День города то, день города се, сто лет готовились!
– А нас остаться не позвал…
– Сечешь теперь? Опять в окно!
Меглин снова смотрит – и замечает иномарку, едущую за ними. И дергается в сторону Есени:
– Останови!
– Зачем?
– Останови!!
Есеня тормозит, выходит из машины и открывает кузов.
– Идем спокойно, без резких движений…
В следующую секунду Меглин бросается из фургона и бежит прочь, кричит на ходу:
– Ага!
Есеня поверить не может, что попалась так просто. Меглин забегает за угол – тут привстала у обочины следящая за ними иномарка. Меглин – не задумываясь, не останавливаясь – ударом «с ноги» сшибает водительское зеркальце.
– Ты что делаешь?!
Бежит к нему. Меглин хватает камень с земли и бьет по лобовому стеклу машины. Двери открываются, из машины выходят взбешенные парни, но один, главный, останавливает остальных, подняв руки.
– Все, все, тихо! Уведи его…
Меглин смеется, коротко, хищно, возвращается к машине.
– Ты что творишь?!
– А чего, все же нормально. Никто не пострадал.
Есеня ловит его мысль.
– Они убить тебя должны были, по идее.
– Переживают! Следят, родимые!
– Кто следит?
– Хозяева! За нами…
– Жаров? Мэр? Зачем?
Меглин раскачивается из стороны в сторону, не в состоянии ясно выразить мысль.
– Репетиции прогуляли. В ногу не шагаем!
Есеня смотрит на него, пытаясь понять, что он говорит. Он хватает ее за локоть, дергает к фургону так, чтобы их не могли видеть, шепчет горячо:
– Мы сделали, что им нужно было. Как мавры, понимаешь?
