– Какие мавры?
– Которые должны уйти!..
Он подбирает слова, они не подбираются, и он бьет себя по голове несколько раз. Мальчик довольно спокойно наблюдает за ними из фургона.
– Ты ей про Рыбакову скажи.
– Точно!.. Чебуреки, Чебоксары!..
– Я не понимаю, о чем ты! – Есеня раздражена, она не может понять, о чем говорит Меглин.
– Чемоданы! Чемоданы у нее в комнате стояли! Поехали!..
Меглин быстро садится в фургон. Они резко трогаются с места. Фургон тормозит у дома Рыбаковых. Меглин выпрыгивает из машины, идет к дому и дубасит в дверь. Есеня уже обходит дом, заглядывает в окна.
– Похоже, нет никого…
– Уехали! Быстро они!
Прежде чем она успевает его остановить, Меглин ногой бьет в замок, и со второго удара дверь распахивается. Меглин исчезает внутри дома.
Он стремительно проходит по дому, выхватывает из шкафов случайные вещи, почти тут же откидывает в сторону.
– Тут же все копейки стоит… Весь дом… Гроши!
Есеня проходит за ним.
– Люди без денег. Что такого?
– Рубль сорок. Еще сорок – два пятьдесят. Спички брали? Нет, не брали… С вас четыре восемьдесят пять! А мужа хоронить у них есть! На путевки есть?!
Меглин крутится посреди комнаты. Сжал виски. Он, с трудом держась на ногах, проходит в магазин вместе с Есеней. Находит взглядом продавщицу. Устремляется к ней, облокачивается на прилавок.
– Ты пьяный, что ли? – продавщица смотрит привычным взглядом.
– Нет, я из этого… Откуда я?!
– Следственный комитет. Мы хотим спросить о вашей сменщице, Надежде Рыбаковой.
– Так уехала она. Утром сегодня…
– Мы как раз поэтому. Куда уехала?
– Так… в Германию, с сыном.
Меглин смеется, взмахивает руками – подтвердились его предположения.
– Вы дружили?
– Пятнадцать лет за одним прилавком.
– За каким лядом в Германию срулила?! Мужа похоронила, и тю-тю?
– Ну точно не скажу, но вроде там должны сына посмотреть… Ну, и если поможет, прооперировать.
Меглин вдруг пошатнулся. Упал бы. Но Есеня поймала – он непонимающе хлопает глазами, словно отключился на секунду, цепляется за рукава, куртку. Ноги плохо держат. Есеня помогает ему сесть. Он в глаза заглядывает.
– Вот скажи. Что может продать простая русская баба? У которой ничего? Ты же сама. Простая русская баба. У тебя ж тоже… ничего…
Есеня освобождается от рук Меглина, поворачивается к продавщице, которая в растерянности наблюдает за этой сценой.
– Может, она деньги собирала, на операцию…
– Где собирала-то? В поле, с росой?..
– Молчание. Мол-ча-ни-е может продать!.. Красного!.. Снаряд!.. Два!..
Продавщица ставит бутылки на стол, Меглин хватает их, распихивает по карманам.
– Огонь по батареям, пли… Рассчитайся.
Ляля выглядит по-новому. Кофта. Джинсы. Без косметики. Волосы вымыты, собраны в хвост. С напряженным ожиданием вердикта смотрит на подруг-проституток. Они оценивают, переглядываются, одобрительно кивают.
– Ты сейчас на училку похожа.
– Да, она научит…
Ляля нервничает, но первая проститутка успокаивает ее.
– Не слушай, иди, все нормально.
Ляля улыбается. Уходит по дороге. Из машины за ней наблюдает сутер.
Девушка идет по парку. День, но людей почти нет, все на празднике, который проходит в другом его конце – сюда долетает разве что музыка. Ляля по дороге купила три палочки со сладкой ватой – нести ей их неудобно, приходится семенить. Но на лавке – другое дело. Ляля немного нервно улыбается, оглядываясь по сторонам, ждет сына и Андрея, жует вату, скорее от нервов, не ощущая вкуса и не обращая внимания на то, что кусочек розовой ваты прилип к нижней губе. Сзади – скрип треснувшей ветки. Ляля оборачивается. Человек в куртке с капюшоном шагает к ней, упирает в подбородок ствол обреза. Ляля застыла, не дышит. Две фигуры друг перед другом – хрупкая Ляля и высокий человек в куртке с капюшоном. Выстрел отбрасывает Лялю на дорожку. Фургон Есени подъезжает к оцепленному месту убийства. Жаров смотрит на выходящих из машины Есеню и Меглина с неудовольствием. Последнюю часть дороги они проходят пешком, в парк въезда нет.
– Вы, что ли, не уехали?
– Услышали сирены. Кто?
– Ляля… Совсем озверел. Дочь убил родную.
Меглин, услышав, меняется в лице. Идет за ленту, отталкивает медэксперта, полицейского. Опускается на колени перед телом, закрытым черным полиэтиленом, с натекающей лужей из-под головы. Сидит, раскачивается.
– Я начал лес прочесывать. Никто не уйдет, спать не ляжет, пока не возьмем… А вы бы ехали. От греха, как говорится.
Длинная цепь прочесывающих идет по лесу. Менты. Чоповцы. Крепкие парни с оружием. Фургон Есени припаркован на обочине. Она смотрит в лес. Меглин с другой стороны – без кепки, чешет голову, трет лицо. Тело его подрагивает.
– Дать?..
– Дай. Подумать.
Она останавливается. Отходит подальше. Чтобы не мешать ему. Мальчик снова в голове и глазах Меглина.
– Опять забыл?
– Уйди! – Родион кричит в пустоту.
– Все время забываешь. Попроси, я напомню. Я же рядом. Вижу все. И у меня чердак целее. Не протекает. Как у тебя. Психический.
– Уйди!..
Меглин берет из салона бутылку воды, льет на ладонь, умывает лицо, льет на голову, и вдруг вода обращается кровью, и Меглин видит это, и дергается в ужасе, вскакивает и оказывается на первом этаже коттеджа Онежко. А дальше – один за другим – гремят выстрелы. Наверху – справа. Внизу – где-то впереди. Потом снова сверху – но совсем с другой стороны. Вдруг какая-то мутная фигура заслоняет от него картину, и он отталкивает фигуру в сторону, но та снова и снова возникает перед ним.
– Сыграем, Родион?..
Меглин начинает отчаянно бороться, старается схватить фигуру за горло, а голос мужчины начинает меняться.
– Родион… Родион!..
Меглин очнулся на земле, над ним Есеня, это ее он пытается схватить, она перехватила и сжала его руки.
– Успокойся…
Меглин возвращается к реальности – смотрит на Есеню. Тяжело дышит. Несколько секунд смотрят друг на друга. Потом, опираясь на нее, Меглин поспешно встает.
– Этот здесь, в голове. Друган мой поработал. Думать мешает. Пошли-пошли-пошли, покажу…
Меглин идет к машине. Роется в папках, которые она возит с собой. В материалах дела находит фото – Онежко и Барсов снялись на фоне застекленного оружейного шкафа.
