– Ну все, пошли… Там поговорят с вами…
Есеня отвечает на телефонный звонок, ей звонит Худой.
– Ко мне.
– Я приехала сюда только…
– Быстро.
Посмертная записка Володи на столе Худого, он сам перед Есеней.
– …Это подтверждает, что «Ты меня не поймаешь» – из наших…
Палец Худого утыкается в посмертную записку.
– Это подтверждает, что ты человека до самоубийства довела! Приехала, допрашивала…
– Он признался…
– В чем?! Тут написано – ничего не видел! Угрозы от сотрудника!.. И вообще – на основании чего эти выводы?! На основании твоих домыслов?!
– Не только моих.
– А, ну понятно. Чтоб таблетки давала ему по часам! И пусть работает медленнее, я за ним разгребать не успеваю! Все поняла?!
Есеня встает. Но упрямо молчит.
– Ты ведь никому не сообщала, что поедешь его допрашивать?
– Только Жене звонила…
Она осекается, поняв, как звучит.
– То есть… Я не это имела в виду, я не в том смысле…
– Я понял, свободна.
Женя спит, повернувшись к Есене спиной. Есеня смотрит на него. На спине Жени – татуировка. Она вспоминает, как Володя сказал:
– …он на гвоздь напоролся…
Есеня пытается рассмотреть кожу под татуировкой на спине Жени. Касается. Женя просыпается.
– А?.. Чего не спишь?
– Утро уже.
Женя садится на кровати. Пытается прийти в себя после сна.
– О чем задумалась? Жена?
– Он мог следить за нами.
Женя с воплем «а-а-а-а-а!» падает лицом в подушку. Есеня настойчиво продолжает:
– Он видел, как я туда приехала.
– Конечно. Я именно так и делал.
Смотрит на Есеню зловеще:
– Не страшно с маньяком ребенка оставлять?
– Не до шуток, Жень.
Женя встает и идет чистить зубы.
– Да мне, знаешь, тоже невесело. Наблюдать, как ты с ума сходишь.
Она смотрит ему вслед. Татуировка на спине.
В это время Стеклов выходит из машины, направляется к ожидавшему его Худому.
– По телефону нельзя было?
Стеклов хмуро смотрит на него.
– Нельзя. Говорят, ты дела старые поднял. Под Меглина копаешь?
– Я хочу знать, что было с этим человеком до того, как он пришел на службу. Я хочу знать, кто он.
– Нет, не хочешь. И никто не хочет, понял? Будешь раскачивать лодку, к соседям его ездить, в детектива играть – в соседней палате окажешься. Найдем от чего.
– Все?
– Я же для тебя стараюсь.
– Спасибо. Не надо.
Худой смотрит на Стеклова – не столько со злостью, сколько с грустью и досадой.
– Дурак ты, Андрей.
Он уходит. Стеклов садится в машину и уезжает. Он приезжает в ангар к Меглину. Тот лежит на диване прямо в одежде, кутается в плащ, глаза закрыты.
– Родион. Поговори со мной. Ты хоть что-нибудь помнишь?
Меглин мычит, отмахивается рукой. Стеклов откидывается в кресле, морщась от досады.
– Он меня сейчас понимает?
– Он не спит. – Софья Зиновьевна заботливо укрывает пледом Меглина.
– Но он… Когда примет, он…
Стеклов крутит пальцем у головы.
– …В подвале у нас… Жил. Да. Помню.
Стеклов подается вперед.
– Кто, Родион?
– Другой. Отец не выпускал. Не любил…
– И что с ним потом стало? С другим?
Меглин, прикрывая глаза, расплывается в улыбке.
– Сбежал. А его ищут. И за мной следят. С детства. Вначале думал, перестали, потом вижу – вентилятор, стучит. Раз-два, раз-два. Это передатчик. Значит, снова.
Он с трудом прикладывает палец к губам.
– У нас игра. Он знает, как прятаться…
– Кто – он?!
– Друган мой…
– Из подвала?
Ничего не говоря, глядя в потолок, Меглин прикладывает палец к губам, шипит – тихо. Стеклов поворачивается, вдруг обнаружив, что Софья Зиновьевна абсолютно бесшумно стоит за его правым плечом.
– Знаете, он ведь уже не человек. Разбился. На осколки.
– Вижу…
– Так вы с ним осторожней.
Он смотрит на нее вопросительно.
– Об осколки порезаться можно.
Где-то на дороге ночью бледные босые ноги неуверенно переступают по земле. Хрупкая фигура движется в темноте между стволов деревьев. По шоссе несется машина. Даже снаружи слышно, что внутри гремит музыка. Водитель, мужчина средних лет, качает головой в ритм музыке – изо всех сил старается не заснуть. Хрупкая фигура идет вперед в сторону шоссе, белые плечи мелькают в лунном свете, походка скованная, как будто существо на шарнирах… Перед шоссе небольшой подъем. С усилием фигура ползет вверх, сложно понять, мальчик это или девочка. Водитель отпивает воды из бутылки, а потом плескает себе воды на голову, зажмуриваясь. В тот самый момент, когда босые ноги ступают на асфальт – машину чуть ведет, и в последнюю секунду водитель успевает увидеть возникшую бледную фигуру, резко крутит руль. Фигура застыла, пока машина со свистом и скрипом тормозов пролетела мимо и останавливается, вылетев на обочину. Водитель, тяжело дыша, вылезает из машины. Оборачивается. Фигура уже скрылась из пятна света от фонаря – и видно, как, так же странно двигаясь, бредет вперед. Водитель устремляется к фигуре.
– Эй, слышь?!
Он на ходу включает в телефоне фонарик, светит на фигуру, и ему сразу не по себе – голую хрупкую спину девушки-подростка пересекают крупные стежки, как будто это ожившая плюшевая кукла, стежки вдоль шеи, вокруг рук… Водитель хватает девочку за плечо, разворачивает к себе и отчаянно кричит. Глаза девочки и рот зашиты, водитель успевает увидеть мельком, потому что выронил телефон от испуга. А потом, посмотрев за спину девочке, ему кажется, что в кустах за дорогой он видит какую-то черную высокую фигуру, он быстро наклоняется, хватает телефон, светит туда… Но там просто кусты. Подхватив девочку на руки, водитель бежит к своей машине. Темнота.
Девочка накрыта простыней, но ее белое лицо со страшными стежками безвольно повернуто набок и слегка потряхивается от того, что ее быстро везут на каталке по больничному коридору; губы бледные и сухие. Из лифта вылетает медсестра.
– В пятую!..
Она невольно осекается, увидев изувеченную девушку своими глазами.
Девушка с трудом поворачивает голову и что-то пытается сказать, мычит. В операционной хирург склонился над ней и осторожно перерезает шов, закрывающий рот. Девушка с трудом шевелит губами, нечленораздельные звуки с трудом вырываются изо рта. Хирург склоняется над нею, чтобы услышать… Потом поворачивается, смотрит в лицо девушке, меряет пульс…
