– Вот она, подпись, собственноручная!
– Какая подпись, Родион? Я тебя не понимаю!
– Не сдала. Все. Хватит с меня. Уроки иди учи.
Меглин быстро уходит в противоположном направлении. Есеня кричит:
– Стой, куда ты?
– Где меня никто не ждет!
Есеня подключает камеру к компьютеру.
– Камеру установили какие-то орнитологи. Проверяли не часто. Я изъяла все записи, за полгода. Может быть, он засветился раньше, без маски – пока готовился.
Есеня, уже зная тайм-код, демонстрирует Зуеву момент убийства девушки, заснятый этой камерой.
– Лица не видно. Но видно кое-что другое. Когда он входит в кадр. Он прячет ножницы.
– И что?
– Зачем он их доставал?
– Проверял?
– Что? Он оставлял отметку.
Есеня протягивает ему телефон.
– На соседней лавочке. На спине лавочки вырезано – 42099. Это их знак. И вот еще смотрите.
Есеня снимает с доски фото скрина из первого убийства, там, где мальчика сталкивают с эстакады. К нему протянута рука убийцы. Кофта задралась. На руке видна часть татуировки. Две цифры, четыре и два.
– Я везде искал, без понятия, что за цифры.
– Я тоже.
Зуев забивает цифры в поисковик.
– Ничего…
– Когда он писал на бумаге, цифры шли с пробелами. Попробуйте четыре – двадцать – девяносто девять.
Зуев нажимает клавишу. Их лица меняются.
– Двадцатое апреля девяносто девятого. Массовое убийство в школе Колумбайн.
Зуев встает, идет к своему столу, роется.
– Что?..
– Не знаю, может, совпадение… Вот. В прошлом году. Двадцатого апреля. На конкурсе хорового пения. Подросток повесился.
Женя смотрит, как Есеня чистит ему апельсин. Он тянется к ней, чтобы поцеловать. Смотрит в глаза, считывая малейший намек на напряженность или недоверие. Он целует ее, и она неосознанно чуть отстраняется.
– Что?
– Ничего.
Она целует его. Он отвечает. Тянется к ней. Охает.
– Что?..
– Больно… Блин… Ай… Зараза…
Женя откидывается в кровати.
– Прости. Не боец…
– Справлюсь. Жень, я хочу, чтоб ты снял слежку.
– Исключено. Меглин напал на меня, может и на тебе отыграться.
– Этот мальчик его не остановит, если что. Это раз.
– Будет еще два?
– Он хочет говорить со мной. Значит. Пока я слушаю – я в безопасности.
Женя смотрит долго и пристально.
– Знаешь, я… когда мы стали встречаться, я… решил. Все, Женя. С ней – по-другому. Это навсегда. Я реально, с психологом тер. Типа, как создать гармоничную пару.
– И как?
– Доверие. Все в доверии. Доверяй другому, как себе, больше, чем себе. Тогда сработает. Если считаешь так – давай попробуем.
– Спасибо, Жень.
На следующий день Есеня приезжает в отделение полиции, где в кабинете Зуева сидят зажатый парень лет пятнадцати и его подтянутая мать. Шагнув в кабинет Зуева, она садится напротив.
– Слава, ты дружил с Даней. Год назад он покончил с собой. Ты подтвердил, что он говорил о самоубийстве перед этим. Но, кроме тебя, этого никто не слышал.
– Вы моего сына во вранье обвиняете?
Есеня кидает взгляд на мать.
– Я ни в чем не обвиняю. Но он мог испугаться. Тебе нечего бояться, Слава.
Слава выглядит растерянным.
– Расскажи еще раз, что ты помнишь.
Перед глазами парня всплывает страшная картина прошлого года.
Хор поет. Слава – среди выступающих. Тоже поет. Песня заканчивается. Под аплодисменты опускается занавес. На этой конструкции – повешенный мальчик. Истошные крики из зала. Люди вскакивают с мест. Указывают наверх. Слава задирает голову. С колосников свисают ноги подростка. Славе нелегко вспоминать это, он уставился в пол.
– Он говорил, что ему интересно, что там… на другой стороне… Вы думаете, это не самоубийство?
– Спасибо.
Сотрудник кладет на стол папки с фотографиями подростков – в основном школьные.
– В хоре сорок шесть человек. Сорок пять – Славу не считаем…
– Сорок шесть. Считаем всех.
Есеня раскладывает на столе фотографии, вглядываясь в лица подростков. Обращается ко всем сотрудникам в комнате:
– Мы предполагаем, что год назад было совершено убийство. Участник – или участники – хора повесили Данилу Захарова. Это был их звездный час. Об этой смерти тогда говорили все, а значит – говорили о них. И они решили повторить. Они готовились. Все продумали. И сейчас повторяют.
Стол покрыт фотографиями подростков. Все 46 человек.
– …Проверяем всех. Детские травмы. Из каких семей. Конфликтность.
Есеня задерживается взглядом на фотографии Славы. Слава с матерью проходят в квартиру.
– …Мам, ну, я отойду – ненадолго…
– Нет, теперь будешь дома сидеть!
– Мам, это год назад было…
– Время свободное?! Будешь репетировать!
Слава плетется в свою комнату. Обычная комната мальчика-подростка. Плакаты. Бардак. Открыто окно. Слава закрывает дверь. Уныло проходит к письменному столу. Садится спиной к окну. Мать Славы проходит по комнате. Мимо пианино, к шкафу. Достает аптечку. Накапывает корвалол, шевелит тонкими губами, отсчитывая. Не успевает выпить – крик. Она бежит в комнату сына и дергает за ручку – закрыто.
– Слава! Слава, что с тобой, открой!!
Всхлипывания и стоны изнутри. Звон битого стекла. А потом – щелкает замок. И чуть ли не на руки матери падает Слава. Из спины торчит воткнутый карандаш. Есеня заглядывает в палату – Слава под капельницей, спит. Мать рядом, держит его за руку, обращает к Есене заплаканное лицо. Зуев, инструктировавший охранника-мента, у дверей, рядом с Есеней.
– Он видел, кто напал?
– Нет. Второй этаж, открытое окно. Обернуться не успел. Почему карандаш?
– Карандаш, огонь, вода. Вторая часть считалки. Как он?
– Нормально. Ну, с учетом обстоятельств. Удар не слишком сильный, врач сказал, еще пара сантиметров – и все. А так обошлось. Слава богу…
– Охрана?
– Выставим.
Врач демонстрирует Есене снимки.
– Видите, угол, под каким вошел под кожу? Вот смотрите – это так.
