– Ошибки не может быть?..
– Да нет, эксперты перепроверили по нашей просьбе!
– Судя по состоянию тканей, смерть наступила от холода.
– Он замерз! До смерти! Летом! – Каховский ликует.
– Он же сгорел… – Есеня вопросительно смотрит на Каховского.
– Ну да! А перед смертью его заморозили! Понимаете? Заморозили. А потом сожгли. Это ж маньяк, да? Серийник? Нормальный бы такого не сделал, да?
– Следы остались?
– Дождь все смыл. Лето в этом году рекордное по осадкам. Мы когда приехали, здесь все – в кашу. – Широков внимательно смотрит на Есеню.
– Свидетеля нашли? Который звонил? Он мог еще что-то видеть…
– Нет… Не нашли…
– Номер не определился?
– Определился. Со стационара. У нас сейчас в каждой деревне поставили. В рамках федеральной программы, так сказать. И вот он с Заимовки позвонил как раз… В пять сорок утра.
– Ну, поехали…
– Куда?
– В Заимовку.
Следователи переглядываются. Каховский пожимает плечами и идет за ней первым.
В комнату заводят Чингачгука. Он не без удивления смотрит на Женю напротив. Женя ждет, пока конвойный выйдет из комнаты, после чего встает, достает платок из кармана, и завешивает им видеокамеру.
– Бить будете?
– Тебя побьешь. Ты сам кого хочешь.
Женя возвращается на место, садится, смотрит на Чингачгука с обезоруживающей улыбкой.
– Все нормально. Все утверждено и одобрено. Чтобы добиться максимального доверия, запись отключена.
– А я как раз чувствую, доверять сразу больше стал. Умный ты. В институте, поди, учился. Пять лет.
– Шесть. Поболтал бы я с тобой. В другое время. Правда, ты личность интересная. Это ж додуматься, скальпы снимать. Ты думал, мы в прериях, да?
– А ты думаешь, нет?
– А Меглин кто в твоей раскладке – следопыт? Он тебя сюда засунул?
– Ну, он и сам сюда загремел. Так что есть в мире правда.
– Ну, ты ведь индеец. Знаешь. Жизнь и так, и так может повернуться. Сегодня сел. Завтра вышел.
Удалось задеть Чингачгука за живое.
– Тебе-то с него снять скальп не хочется? Со следопыта.
Чингачгук смотрит на него удивленно.
– Нет. Я на пути исправления, товарищ начальник.
Что-то со звоном падает на пол. Женя двигает ногой под столом – тонкий нож с длинным лезвием.
– Я псих, но не сумасшедший. Чтоб себе с пола ШИЗО поднимать?
– Ты не сумасшедший. Но псих. Ну, шизо. И что? Что тебе терять? Нечего. А получить можешь многое. Скальп. Меглина.
Долгое молчание.
– Тебе это зачем?
– Я тебе не должен отвечать, но… услуга за услугу. Наследил он. Уйдет – всем станет легче. Вин-вин ситюэйшн, как говорят наши партнеры.
Деревня в несколько домов и дач производит впечатление нежилой, хоть и не заброшенной. Есеня и следователи – у красного телефона под плексигласовым колпаком, грибом на ножке, выросшим при въезде в деревню.
– Деревенские им часто пользуются?
– Нет. Мобильные у всех. Говорю же, в рамках программы.
– А зачем он сюда поехал?
– Чтоб не светиться. Ну, чтоб не затаскали, понимаете?..
– Значит, местный?
– Или бывает здесь часто. В деревне народу мало, дороги толком нет. Случайно сюда не заедешь.
– Никто его не видел?
– Говорю же – дождь стеной, тут не видно было ничего…
– Отпечатки сняли?
– Не было, протер.
Кабинет Широкова выглядит непривычно из-за обилия зелени. Цветы в горшках, фикус, герань, ветви какого-то цветка расползлись по стене и даже окну – кажется, в кабинет проросли джунгли. Широков, вооружившись лейкой, аккуратно поливает цветы – проверяет края листьев фикуса. На одинокой доске – фото улыбающегося блондина средних лет.
– Йоган Фишер, сорок три года, гражданин Германии.
– Как он здесь оказался? В Вологодске?
– Турист. Любовался красотами русского Севера.
– С группой?
– Один. Гостиницу забронировал по интернету, на шесть дней. Пробыл три.
– Что в гостинице говорят?
– Все в протоколах. Все опросы. Хотите, сами спросите. Мы вас там поселили. Хорошая гостиница.
– Единственная…
Широков окорачивает его взглядом.
– У вас это случалось раньше?
– Случалось что?
– Люди. В соломе. Сгорали уже?
По торопливому взгляду, каким обменялись Широков и Каховский, Есеня понимает, что задела больное место.
– Случаи такие были. Но это другое, не надо их связывать…
– Почему не надо?
– Летом в стогах ночуют всякие… маргиналы. Бомжи там. Асоциальные личности. Бродяги. Студенты, на рок-фестиваль приезжают. Наркоманы.
– Считается, вроде теплее там… В стогу то есть.
– А иностранцы? Пропадали?
– Нет.
– Я хочу посмотреть все дела по сгоревшим.
Широков выкладывает перед Есеней папки с файлами.
– Горят, по дурости своей и неосторожности. Костер разведут по пьяной лавочке – и все. Кто ж костер разводит у соломы?
Есеня быстро просматривает несколько папок, открывая только первые листы.
– У большинства личности не установлены…
– А как их установишь? Они документы заранее не откладывают в сторонку, знаете ли, даже если они у них есть!
– Анализ ДНК не пробовали? Чудеса творит.
– Дорого.
– Отправьте два запроса. Первый – анализ ДНК всех погибших.
– Это невозможно. Тела кремированы. Сначала они сами постарались, мы только завершили.
Есеня вопросительно смотрит на него.
– А что мне – хоронить их? Земля дорогая.
Есеня оставляет машину у гостиницы, невысокого двухэтажного здания. Идет ко входу с небольшой сумкой. Из магнитолы у окна доносится надрывный шансон. Есеня заходит в гостиницу, где администратор, приятная улыбчивая блондинка за тридцать с бейджиком на груди «Надежда», одетая чуть теплее, чем требуют обстоятельства, – теплый свитер, жилетка, – моет полы. Есеня в своих мыслях, не замечает, что проходит грязными подошвами по чистому полу.
– Ну елки, только вымыла…
Надя с досадой смотрит на Есеню. Есеня смотрит на свои следы, на Надю с тряпкой в руке.
