Есеня смотрит в камеру.
– Я к вам обращаюсь. У вас нет другого выхода. И у меня тоже.
Худой сидит у монитора, глядя на обращающуюся к нему Есеню. Самарин тоже косится на камеру, но это его допрос.
– Подождите, я… попробую решить.
Самарин выходит из комнаты.
Короткий стук в дверь. Заходит Самарин.
– Ну… Вы все слышали. Что скажете?
Есеня осталась одна. На столе перед ней – оставленный Самариным блокнот, закрытый, заложенный карандашом посредине. Худой с сомнением смотрит на Есеню в мониторе.
– А ты что скажешь?
Самарин задумывается, медлит, формируя ответ.
– Думаю, она пытается нами манипулировать. Это часть плана. Игры, которую ведут с нами она и Меглин. Другой вопрос – почему бы в нее не сыграть?.. Не спорю, риск высокий. Но и ставки тоже. Если вам интересно мое мнение – можно попробовать.
Худой смотрит в монитор. Есеня, словно почувствовав его взгляд, поднимает на него глаза, и пару мгновений они смотрят друг на друга, и хотя не видят один другого, знают, чувствуют взгляд.
– Нет.
Глава 15. Добро не бывает с кулаками. Откуда у добра – кулаки?
Самарин ждал другого.
– Но…
– Я ответил.
Худой одергивает его взглядом. Самарину ничего не остается, как согласно кивнуть. Самарин входит в комнату. Есеня вопросительно смотрит на него. Он отрицательно водит головой, садится и видит свой блокнот без карандаша. Секунда требуется ему, чтобы понять, но поздно – Есеня, ловко бросив тело через стол, хватает его за волосы, бьет лицом в столешницу и упирает карандаш в глаз, и кричит в камеру:
– Я убью его!..
Худой вскакивает со стула – настолько неожиданно все произошло.
– Открывай дверь! Немедленно!.. Открой дверь, я убью его!..
Есеня прикрылась Самариным, острие карандаша процарапало тонкую кожу у глаз, и по щеке Самарина скатилась маленькая красная слеза. Полицейские – среди них начальник тюрьмы и Худой – стоят в узком коридоре, в руках – оружие, нацеленное на Есеню.
– Ты совершаешь ошибку…
– Рот закрой! Опустили оружие!.. Все! Живо!..
Худой после короткой паузы опускает пистолет. Конвоиры не торопятся, и Худому приходится положить руку на пистолет начальника тюрьмы, и взгляд, которым тот отвечает, не назвать добрым.
– Пистолет сюда, ногой!..
Худой подчиняется, ударив по пистолету ногой – про-ехав по полу, он оказывается на середине расстояния между Худым и Есеней.
– Теперь назад!.. Я сказала – назад!..
– Стеклова!.. Пока дел не натворила – остановись! Все еще можно уладить.
– Вы уладили уже!.. Если кто дернется – я успею его убить. Это ясно?
Есеня и Самарин оказались в безлюдном коридоре. Она выглядывает, оценивает вертушку на КПП и понимает: там не пройти.
– Ну что? Об этом ты не подумала?
– Заткнись!
Есеня лихорадочно соображает.
– Ты не уйдешь, ты же это знаешь. Они не выпускают тебя, а дают тебе выйти. Чтобы спокойно грохнуть с вышки, пока будешь уходить по мостику.
Она понимает, что он прав, и это бесит ее.
– По крайней мере, тебя успею грохнуть.
– Может, да. А может, нет. Но дочь ты так точно не спасешь.
Позади слышен топот.
– Стоять!..
Она закрывается Самариным от людей, которые подходят с внутренней территории тюрьмы, но слышит движение и на КПП, поворачивается то в одну, то в другую сторону. Самарин поворачивается с ней, подняв руки.
– Ты никогда не слушала меня. И видишь, к чему это привело? Послушай сейчас. Один раз.
– Я не сдамся…
– Я не предлагаю. Мы выйдем вместе. Живыми. Если послушаешь меня.
– Зачем тебе это?
– Я хочу, чтоб у тебя все получилось.
– Почему?
– Я не могу по-другому. Я не могу дать тебе умереть.
Он смотрит на нее в упор. Она догадывается о том, что он хотел сказать.
– Прошу. Поверь мне. Я нас выведу. Но все должно выглядеть по-настоящему.
Есеня обмотала голову Самарина курткой, так, что они оказались связаны в единое целое – он достаточно свободен, чтобы пройти турникет, но вырваться не может.
– Не двигаться! Если кто дернется, я в него пулю всажу, ясно?..
Охранники жмутся к стенам. Им дают пройти. Показались мостки и вода. Снайперы на вышках прильнули к винтовкам. Есеня распутывает куртку и прижимает Самарина к стене.
– Готов?
– Сделай уже…
Есеня размахивается пистолетом и вбивает ствол в рот Самарина, разрывая губы и кроша зубы. Он орет от боли, но она, схватив его за волосы, не дает убрать голову и ввинчивает пистолет дальше, дальше в горло, насколько возможно. Худой удивленно хмурится.
– Что она делает?..
Есеня выходит на мостки – они с Самариным идут в одном темпе, ритме, словно партнеры в бальном танце. Есеня одной рукой почти нежно придерживает Самарина с залитым кровью подбородком и воротом рубахи, вставив вторую руку с пистолетом ему в рот.
– Мой палец! На спусковом крючке! Если убьете меня – он погибнет! Если раните – он погибнет! Даже если я оступлюсь – он погибнет! Поэтому не надо меня пугать!
Они медленно идут по мостку, прижавшись друг к другу. Начальник тюрьмы смотрит на Худого. Тот качает головой – не надо.
– Из моей тюрьмы не бегут!
– Пусть. Уходит.
Есеня отходит по мостку. До стоянки, у которой, среди других, припаркована машина Самарина.
– Открывай… Медленно…
Самарин достает ключ и открывает машину.
– За руль…
Есеня садится рядом, держа пистолет у его головы. Самарин оказывается между ней и тюрьмой, закрывая снайперу возможность выстрелить в Есеню, не причинив Самарину вреда. Самарин заводит машину.
– Поехали…
– Куда?
– Просто, блин, поехали!..
– Я понял. Не надо нервничать.
Из-за разбитого рта шепелявит. Машина отъезжает. Машина выезжает на трассу. Молчание в салоне. Есеня напряженно вглядывается в трассу, в зеркала, ожидая погони. Самарин молчит, с опаской поглядывая на Есеню.
– Я могу помочь.
– Да. Помолчи.
– У него твой ребенок, о нем в первую очередь надо думать…
– Я о ней и думаю. Сворачивай.
Машина сворачивает на грунтовку, окруженную с двух сторон лесом. Машин здесь нет.
