– О, Прекрасный Нарциссимо по прозвищу Тугие Булки?! Простите, я не сразу заметила ваши узкие плечики. Вам ли судить об именах?
– Внемлите мне! Не я такой, жизнь раскорячила… Эх, знать бы заранее да подсуетиться… Можно было бы свое имя в небесах начертать, чай, не деяние мирового масштаба… Вы только представьте – десять тысяч богов будут передавать друг другу твое имя! Шепотом, с истовыми эмоциями! Эх, адамантовой ложкой бы кушал…
– Вам бы, Нарциссимо, в Цитадели эту ложку между тугих булок вставили. И провернули бы истово…
– Ах, уж это я бы точно пережил… Вы лучше скажите, что стало с нашим кормильцем, светочем яруса, достопочтенным канцлером? Жив ли батюшка?
– Да что этой твари сделается? Не в первый раз его убивают. А он живее всех живых… Упс, простите мою ветреность, мне, кажется, пора. Высокочтимая Зора, мое почтение, прекрасные сосцы…
Пролетающая мимо фея вдруг сделала резкую петлю и, вернувшись назад, заложила круг, внимательно заглядывая в лица говорунов. Однако хуливший Стоединого успел накинуть на голову капюшон и, махнув сжатой в неприличном жесте рукой, исчез в порыве божественного ветра. Зацокав копытцами и гордо вскинув рогатую голову, направилась прочь Высокочтимая Зора – богиня любви, плодородия и высоких удоев. Ее могучее вымя вызывающе мотылялось между ног, едва скрытое тощим хвостом с модным бантом.
Фея подлетела к единственному оставшемуся участнику беседы и, сурово сжав губы, оглядела узкоплечего бога:
– Я что, я ж ничего?! Да разве ж я не понимаю?! Да ведь со всем почтением!
Летунья извлекла из-за спины мятую жестяную банку с кривой надписью «На восстановление Цитадели» и требовательно ей потрясла. Внутри громко затарабанила единственная монета.
Бог сник, мелко засуетился, тщательно и безрезультатно охлопывая себя по карманам. Однако стоило фее потянуться за крохотным блокнотиком, размещенным на поясе, как Нарциссимо тут же отыскал серебряную десятку сов.
Монета была настолько блеклая и потертая, что каждому, кто в теме, было ясно – еще немного времени, и Вселенная окончательно забудет, кому и чьими устами произносилась сия молитва. Сила покинет драгоценный кружок, и он окончательно превратится в бесполезный кусок драгметалла.
Нарциссимо медленно поднес руку к копилке и с трудом заставил себя разжать пальцы. Проводил монету тоскливым взглядом, словно мать, сдающая любимую дочку сутенеру. Вздрогнул от звона упавшей в банку серебрухи и печально покосился на зависшую перед ним фею.
– Я могу идти?
– Вы свободны, Нарциссимо. Администрация в моем лице благодарит вас за добровольное пожертвование. О дополнительных налогах на восстановление Цитадели читайте на доске объявлений у магистрата либо внемлите сообщениям бесплатного Вестника. Бог с вами!
Божество мужских утех, с печальными подкрашенными глазами, втянуло голову в плечи и шаркающей походкой отправилось от греха подальше.
Фея проводила его задумчивым взглядом, затем воровато оглянулась. Вроде никого…
Достав тонкий кинжальчик, она засунула его в отверстие копилки, перевернула банку и потрясла ей в воздухе. Монета ожидаемо скользнула по клинку и упала в подставленную ладонь. Мгновение, и серебруха исчезла за щекой у феи. Повторив в сторону Цитадели неприличный жест бога ветра, она удовлетворенно резюмировала:
– То-то же… бог дал – бог взял!
Над центром оплавленного котлована распахнулась дверь персональных чертогов. Противно скрипнув патентованным дизайнерским звуком (#аукционный_лот: 84924877, цена: 900 °CОВ, эффект: удача этому дому на зависть другому), она выпустила наружу новый аватар Стоединого.
Жестом руки он сменил вычурный костюм на полувоенный френч, поправил круглые артефактные очки «Чтеца Намерений» и неуклюже спрыгнул вниз.
Аватар из пула долгого хранения, синхронизация с носителем еще не завершена. Слипшиеся легкие с трудом втягивают в себя раскаленный воздух.
Ноги в диковинных кожаных сапогах плюхнули, по колено ушли в кипящую магму. Но Канцлера это нисколько не обеспокоило. Оглядевшись, он шикнул на резвящихся в лаве огненных духов и раздраженно покачал головой.
Когда умирает аватар под прямым управлением, это не только очень больно, но и навсегда сжигает уникальное щупальце ауры, отвечающее за подчинение очередного бога. А ведь это невосполнимый ресурс. И таких щупалец осталось всего семьдесят шесть!
Если остальные боги условно бессмертны, вера разумных способна возрождать их вновь и вновь, то у Стоединого количество жизней жестко ограничено. Даже в сумрачных храмах, возводимых разумными в его честь, изображения Повелителя Тени синхронно блекнут со смертью каждой основной аватары. Когда счетчик обнулится, вселенная Древа навсегда вычеркнет его из памяти разумных. Еще какое-то время что-то будут помнить боги, ничего не забудет Творец. Жестоко, очень жестоко… Но мотивирует. Будь ты проклят, Создатель!
Стоединый зло оскалился, представляя, как где-то далеко в пространстве и времени, на своем заоблачном восемьдесят первом ярусе, удовлетворенно улыбается ОН. Творец не любит вмешиваться, но сто богов в связке одного разума… Слишком велик дисбаланс. В Даре Подчинения, полученном от очень странной в своих молитвах расы, Создатель увидел угрозу себе. Заперев Стоединого на минусах, он ограничил его в перерождениях и заклеймил предсказанием:
«Лишь растеряв все лики и оставшись один, ты сможешь возвыситься…»
Кто же знал, что когда ОН говорит: «Возвыситься», то воле ЕГО покоряется всё?! То есть абсолютно всё!
С тех пор Стоединый сидел исключительно в низких креслах, подчинял себе невысокие аватары и если летал, то низко-низко.
Иногда канцлеру хотелось плюнуть на этот заваленный окаменевшим дерьмом мир и тупо запереться в своих чертогах. Благо они у него огромные – личная долина райских кущ. Место силы, где каждый цветок распускается во имя его, где ветерок шелестит лишь для услады его слуха, а выпестованный за миллионы лет гарем способен повести по всем семистам ступеням удовольствий. Причем последние двести он пока не рискнул испытать. Слишком они… хм… затейливые…
Но… отдыха Стоединый себе позволить не мог.
Опустившийся на дно Древа божественный мусор работал неохотно. Львиная доля едва оплачивала высшее право на бытие.
Без руководства Канцлера, его принуждения, хитрости и ярости уровень стремительно зарастал под самый потолок. Затем шестеренки Древа проворачивались, и ярус сползал в преисподнюю Хаоса, заодно сжигая очередную аватару Стоединого и обнуляя труд очередных тысячелетий.
Кто имел сто тысяч на балансе, перемещался на этаж выше. Остальные шли на корм вечноголодному Хаосу. Творец ронял искреннюю слезу и еще на шаг приближался к развоплощению, а Древо прирастало еще одним возрастным кольцом.
Ну а Стоединый, привязанный к крайнему ярусу, шел на новый жизненный круг. Причем за достойное положение на «новом» минус восьмидесятом этаже приходилось бороться.
