Прочла обстоятельства ареста.
Увидела фото, где он стоит на мосту, слегка расставив руки в стороны, словно в раздумьях — поднять или нет. Женщину с младенцем на руках, она рядом, около заблокированной машины, смотрит на него.
Нехорошее предчувствие усилилось.
Кто она?
На следующем снимке она старше и в другой обстановке. Дина Кац. Темноволосая женщина с драматической внешностью. Улыбается, но у нее глубокая тоска в глазах. Из-за этого хочется на нее смотреть — взгляд не оторвать. Из тех людей, что увидишь и потом не забудешь. В ней тоже есть крупица неясной темноты, которую я разглядела в Андрее. Красивая, но странная. Не от мира сего…
В глубине квартиры хлопнула дверь — вернулась хозяйка.
Я спрятала телефон, мысленно все еще пребывая в прочитанном, пыталась это переварить. Хорошо, что он не знает, где я… Даже если донесут, Андрей не сможет меня найти. Только вот к тете, адрес которой он легко узнает, мне возвращаться нельзя. Учебу тоже придется бросить. Забыть о старых друзьях и местах, где я появлялась. Придется поменять врача и переехать… У меня сердце холодело при мысли, что он или его друзья смогут меня найти.
Я поежилась, вспомнив взгляд Шелехова.
Он так холодно смотрел… К взгляду Андрея я привыкла, но он…
— Лена, — позвала хозяйка. — Ты дома? Вещи раскиданы…
Когда попала в квартиру, кажется, бросила все в коридоре, под таким была впечатлением.
— Сейчас уберу, — пробормотала я, поднимаясь с постели.
Поморщилась: пока лежала, тянущая боль почти не ощущалась, но сейчас усилилась. Нехорошая какая-то боль.
— Галина Петровна… — от боли даже дыхание перехватило. — Я не могу… Мне плохо.
Я согнулась, придерживая поясницу и прикрыла глаза, как больная птица. Хозяйка остолбенела на пороге.
— Вот так новость… Леночка, ты беременна?
Я могла только дышать. Из-за позы видно, что я в положении даже под просторной футболкой. Слишком красноречиво дышу и держусь за спину. Сейчас начнется… Погонит с квартиры: кому нужны эти проблемы, детские крики по ночам. Ладно, и так придется съезжать.
Я кивнула.
— Тебе плохо? Ляг!
— Живот болит, — простонала я, пытаясь устроиться на кровати.
— Давно? Хватает сильно?
— Несколько часов. Да.
— А с лицом что?
Я забыла про ссадину.
— На меня напали, — я начала придумывать на ходу. — В подъезде, испугали сильно.
— Тебе врача нужно, Лен, — неожиданно серьезно заключила она. — Скинуть ребеночка можешь. Пойду скорую тебе вызову.
Я хотела заспорить, но не стала. Легла на бок и уткнулась лицом в подушку. Она пахла лимонной свежестью — запах лимона напомнил об Андрее. Страдальчески сжала губы и заплакала: от страха, боли, неясных перспектив…
Я не хочу быть одна.
Только сейчас поняла, насколько сильной женщиной была моя мама. Я не такая. До безумия рада, что сняла комнату и хотя бы хозяйка обо мне похлопочет, но мне бы хотелось, чтобы это был кто-нибудь близкий: мама, или тот, кто сделал мне ребенка, если бы он был другим…
Маленькое желание, которое никогда не сбудется.
— На вот, выпей, — хозяйка принесла мне стакан воды. — Скоро будут.
Я в одиночестве давилась водой и слезами, пока они не приехали.
— Что со мной происходит? — взволнованно спросила я, когда в комнату вошла молодая врач.
— Не знаю, — ответила она. — Сейчас выясним. Поедем в стационар?
Стационар. Отрезвляющее слово.
Наверное, я не справлюсь…
Голубоглазая доктор холодно смотрела, как я, тихо плача, беру сумку с документами. Уже через полчаса я ждала очереди на УЗИ. Было зябко — или так казалось, я сжалась на кушетке и смотрела в пол, считая минуты. Почему-то в такие моменты ни о чем не думаешь. Что со мной, врачи еще не выяснили, но вели себя так, словно это рутина… А у меня вместо сердца был лед от страха. Я вцепилась пальцами в тонкие плечи и завтра, скорее всего, увижу на них синяки. Когда вытянулась на холодной кушетке перед врачом, то ждала приговора.
— Стрессы были? — с серьезным лицом спросила она. — У вас сильный тонус. Придется остаться, пусть муж привезет вещи.
— Я не замужем.
— Родным скажите. Как минимум несколько дней.
У меня никого нет, но я промолчала… Нет семьи, и подругам, как она посоветует, тоже не смогу позвонить. Я одна на этом чертовом свете. И никогда я так остро этого не чувствовала, как сейчас. Представила, как поднимусь в палату к девчонкам, у которых семьи, мужья, хотя бы парни... Кто-то, кому они и их будущий малыш небезразличны.
— Полис у вас с собой?
— Да, — выдохнула я.
Несколько дней, сказала она. Я, конечно, останусь. Только с работой придется попрощаться, а значит, не на что будет жить и придется залезть в запасы.
Хорошо, документы догадалась взять.
Глава 15
Андрей
Шелехов смотрел пристально, с недоверием. Так на чужих смотрят немецкие овчарки. Пока молча.
— Брак. Твой поставщик халтурит, — Андрей бросил ствольную коробку обратно в кейс с мягким дном. — Край неуважения.
— Поставщик надежный.
— Я тебе говорю, брак. Ты мне не веришь?
Он выдержал тяжелый взгляд Шелехова с доброжелательно нейтральным лицом, с которым сроднился за годы. Если не излучать ничего, кроме вежливого дружелюбия — люди тебе верят.
Надо надавить.
— Ты хочешь, чтобы я попал или нет?
Шелехов первым отвел глаза — убирал оружие в кейс. Захлопнул крышку. Проделывал все с напряженными желваками.
— Ты опять переносишь дату. Нам это не нравится. Ты крупно должен, Андрей. За свое освобождение и за Каца. У нас договор.
— С меня работа, с тебя обеспечение. Достань нормальный ствол. Я не затягиваю, как ты подозреваешь, но рисковать не буду. Я долгов не забываю, Сергей.
Сраные долги.
Они правы: придется платить. За то, чтобы до конца жизни не гнить за полярным кругом. Хотя в первые годы стен не было видно за тяжелыми мыслями, какая разница.
Но это не его дело.
— Я поговорю с поставщиком, — наконец согласился Шелехов.
Расслабился, отлично. Вместо кейса на столе появилась бутылка водки, карты. Водка — хорошо. Хотелось выпить — дать отдых нервам. Горький глоток спокойствия. Но расслабятся нельзя, не с ними, сожрут. Верить нельзя некому. Это в подкорке, на уровне тела и примитивных инстинктов, и неважно, кто перед тобой.
