— Андрей? — тихо позвала я.
Глава 27
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, тон был мягким, ровным, спокойным. — Не обидели? Как ребенок?
— Нормально…
Я сгорбилась и неосознанно обняла живот. Нежный голос свел на нет все попытки держаться, и я снова начала плакать. Тихо, чтобы он не услышал, но Андрей догадался.
— Не плачь, верни ему трубку, я все улажу.
Я отдала телефон.
— Я хочу с тобой встретиться, — вновь заговорил Власов. — Ты разоружишься и придешь один, куда тебе скажут. Согласен? Конечно, ты сможешь ее увидеть. Мы ее привезем. Я тебя хорошо знаю, Андрей. И ты меня знаешь. Ее застрелят, если не будешь слушаться.
Он отключил телефон и вновь мне улыбнулся.
— Правильно себя веди и все обойдется, — серьезно сказал Власов. — Я не хочу тебя убивать. Но это только от него зависит.
Он направился к дверям и я обернулась, с мольбой глядя ему в спину. Я видела тоненькую золотую полоску на пальце. Женат. Может и дети есть — должны быть по возрасту. Не изверг же он, издеваться над беременной, хотя кто знает… Я боялась давить на жалость, не уверенная, что он не разозлится сильней.
Он рад, что я в его руках. Враг Андрея.
Что с ним сделают? Для чего пытаются выманить?
— Займитесь ею, — услышала я в коридоре.
В кабинет вошел мужчина, который привез меня, по выправке и тому, как обращался с шефом, я запоздала поняла, что это охранник. С ним была суровая женщина за пятьдесят — кто-то из штата обслуживания, судя по форме, которое напоминало платье горничной.
— В ванную, — голосом надзирательницы из колонии для несовершеннолетних велела она.
— Зачем… — пролепетала я.
— Потом вопросы задавать будешь.
Мужчина остался в дверях, а она завела меня в ванную и загородила проем, уперев руки в бока. Ростом она была с мужика и руки, как у молотобойца. На полке лежала стопка одежды: что-то вроде ночной рубашки и розовый женский халат.
— Сбрасывай все. Поживее, — в голосе ноль сочувствия, хотя тоже женщина.
У меня задрожали губы. Я чувствовала себя униженной и, закусив губу, чтобы не разреветься, сняла халат. Она покрутила меня, проверила волосы — довольно профессионально обыскала.
— Трусы тоже. Все снимай.
— Это издевательство, — процедила я. — Меня похитили.
На лице даже мускул не дрогнул. Опустив глаза, я сняла трусы и приняла протянутую мне ночную рубашку. Мои вещи она отдала охраннику. До меня дошло, зачем меня обыскивали и меняли одежду — боятся, что на мне передатчик или маячок. Андрея здесь хорошо знают, и боятся. Жаль, он меня не чипировал, как любимую кошку.
Надзирательница отвела меня в обычную комнату и заперла на ключ.
Моя тюрьма? Охранник остался за дверью, в комнате я была одна. Прежде чем пошевелиться, я огляделась, как на минном поле. Комната немаленькая, пол паркетный, через французские окна лился свет. Широкая двуспальная кровать застелена красным, идеально натянутым покрывалом. Винтажный шкаф. Чайный столик с двумя креслами. Я подошла к окну. Идеально вымытые стекла создавали иллюзию, что их нет. Кресла стояли так, чтобы можно было пить чай и смотреть на сад.
Меня больше интересовал забор — слишком высокий, ворот не видно…
В замке заскрежетал ключ. Вошла надзирательница с подносом.
— Через полчаса заберу. Не съешь — твои проблемы, — предупредила она, оставила поднос на столе и вышла. Я окинула завтрак взглядом: молочная каша, ломоть хлеба, чай и несколько пакетиков сахара.
Есть не смогу.
Я нервно сжала пальцы, бродя по комнате. Если ухаживают — я пока нужна, хотя бы, чтобы показать Андрею — так я поняла из разговора. Заберет он меня, поможет ли? В ушах звучали его рассказы, страхи, что со мной сделают, если найдут… Снова начал побаливать живот.
— Я болею, мне нужны лекарства, — сказала я, когда она вернулась за посудой.
— Какие еще лекарства? — она прищурилась. — Скажу шефу, пусть решает.
Меня оставили в покое до вечера. В следующий раз замок заскрипел, когда уже стемнело — та же самая надзирательница, но на подносе вместо ужина стакан воды и несколько таблеток в мензурке. Она шлепнула поднос на столик и повернулась ко мне, сидящей на кровати.
— Глотай.
Я оценила разнокалиберные таблетки.
Они нашли выписку в сумке: белую круглую пилюлю, и еще одну, я узнала.
— Желтое — это что? — подозрительно спросила я.
— Успокоительное.
Знакомые я выковырнула из мензурки, а желтые оставила.
— Пей все.
— Не буду. Я не знаю, что это.
Интересно, если вышвырну их, она меня ударит?
— Ну, как знаешь. Тебя на встречу повезут, шеф сказал дать, — она собрала посуду на поднос и направилась к дверям. — Скинешь, сама виновата.
Я растерянно смотрела ей вслед.
На встречу с Андреем? Так скоро? Если повезет, он заберет сразу… Но почему-то кажется, это пустые надежды. Я ощутила жуткое предчувствие, от которого холодели руки, исчезали силы — предчувствие непонятного и страшного, что обязательно случится. Как в день смерти мамы.
Как только женщина вышла, в комнате появился охранник и знаком велел собираться. Меня посадили в машину и куда-то долго везли. Наконец, седан припарковался. Вечер снаружи дышал подступающей осенней прохладой. Я выбралась, оглядываясь. Надеялась, увижу Андрея… Но здесь даже Власова не было. Только несколько мордоворотов. Вокруг лес, природа притихла, когда воздух наполнился выхлопом, ревом двигателей, и человеческими голосами.
Мы стояли у домика с закрытой террасой.
Ставни покосились, дорожка заросла травой. Меня завели на террасу — в ее конце, у глухой стены, стоял стул, туда меня и посадили. Включили свет. Надо мной вспыхнула слабая лампа. Я сложила на коленях руки, сцепив ледяные от страха пальцы. Смотреть я могла только прямо — в темноту. Один из охранников встал позади с пистолетом наголо.
Я поняла, что они делают: готовят западню.
Андрей не увидит меня, пока не войдет на террасу. Власов не подставится — такие мужчины не любят риска, они любят выходить победителями.
Я взглянула на охранника.
У него был грубый профиль, решительно сжатые губы. Смотрел он вперед, не мигая — как будто ждал появления цели.
— Чего пялишься? — спросил он, заметив, что я смотрю.
— Вы ведь его не убьете? — прошептала я. — Ведь не убьете, правда?
Он усмехнулся, как неандерталец.
Не ответил, да мне и не надо было. Шум стих — люди Власова подготовились и затаились. Сердце колотилось в груди. Даже не знаю, за кого волнуюсь… За него, наверное. Была уверенность, что со мной ничего не случится. А вот с ним… Ждали долго. Ночной лес ожил от летаргии, вызванной нашим появлением. Постепенно становилось холодно — я была в халате поверх тонкой ночнушки.
