Мы сами приехали на Каменный остров и припарковались неподалеку от замка-резиденции несчастного отца. Кстати, неподалеку росли старые ветвистые осины…
Глава 18
И во второй раз апартаменты нашего нанимателя произвели на меня не меньший эффект. Мы сидели в том же зале, что и в первый раз, когда наконец-то к нам вышли Сердюков Георгий Петрович и сопровождавший его Писков, наш непосредственный начальник. Держался он, кстати, настороженно и имел еще более недовольный вид, чем обычно. Сердюков же был безучастен, какой-то поникший, как и в первую нашу встречу. Пережить своих детей – что может быть страшнее?
– Объясните… – заговорил было Писков, но Арсений, который был утомлен ожиданием, вскочил и перебил его:
– Вы хотите, чтобы мы продолжили поиски? – взял он инициативу в свои руки. – Георгий Петрович, вопрос к вам! У нас есть результаты…
– Опять маньяки? – усмехнулся Писков, недобро прищурившись на наглого работника. – Или вы…
– Мы вычислили, что вероятнее всего к исчезновению вашей дочери имеет отношение кто-то из вашего… близкого… окружения! – с паузами произнес Арсений, а я захотел зажмурить глаза.
– Вы что себе… – заговорил Писков возмущенно, но его вдруг перебил Сердюков:
– Я как чувствовал! – негромко пророкотал он и приподнял голову, чтобы смотреть на стоявшего Арсения, и я заметил, как желваки зашевелились на его скулах. – Кто?! Какая паскуда…
Ну вот, подумал я, Строганов разбудил вулкан. Пробился сквозь стену апатии, заторможенности – словом, вывел из комы.
– Георгий Петрович! – взмолился Писков. – Вам нельзя волноваться! Сердце…
– Да и хер с ним, с этим сердцем! – в сердцах бросил Сердюков. – Юра! Ты-то хоть не говори мне…
– А он прав, – Строганов не пожелал упускать инициативу. – Если вас инфаркт хватит, кто сможет продолжить поиски? Нас сомнут, отстранят… нам очень нужна ваша помощь. А кроме нас Маргариту никто не найдет. Хотите, вас доктор посмотрит? – он указал на меня рукой, проявляя таким образом заботу о ближнем работодателе, но Сердюков отказался.
– Мне и своих докторов хватает! – уже в полный голос заявил он. – Я нанимал не врачей, а детективов! Что вы накопали? Я хочу знать. Прямо сейчас! Кто имеет отношение к похищению моей Маргариты? Юра, ты в курсе?
Но на Строганова ни слова, ни интонации не подействовали. Он честно сообщил, что здоровье его, Сердюкова, заботит нас лишь потому, что это необходимо для нашей работы. Это раз. Два: какой смысл искать дочь, если отца уже не будет в живых? И три: кого мы подозреваем, мы скажем лишь тогда, когда будут неоспоримые доказательства их вины. И единственное, что нам нужно от него, Сердюкова, это помощь. Созвать всех, кто потребуется, причем лучше не всех сразу, а по очереди, и приказать им отвечать на наши вопросы.
– Вам все льстят, боятся вас, а мы вам говорим правду! Да, доктор? – неожиданно обернулся он ко мне.
Внимательно слушавшие Сердюков с Писковым по инерции перевели взгляд на меня. Я нашел в себе силы, чтобы спокойно выдержать их взгляды и добавил:
– Язык правды прост.
– Согласен! – тут же подтвердил Строганов. – И давайте не будем терять времени, и так уже… кстати, и распорядитесь, пожалуйста, чтобы привезли поесть и кофе…
Если я зажмурился от страха, то глаза Пискова из тонких щелочек превратились в блюдца, то ли от удивления, то ли от негодования. А взгляд Сердюкова стал проясняться. Мотивация придавала сил. Или злость пробуждала мозги.
Наш непосредственный шеф Юрий созванивался с людьми из списка, который они составили вместе с Арсением, а сам Арсений стал беседовать с Сердюковым.
– Скажите, пожалуйста, – спросил Арсений у отца пропавшей девушки, – Маргарита что, так сильно верила в магию? Увлекалась ею?
Георги Петрович изумленно уставился на Строганова.
– Понятно, – пробормотал Арсений, увидев ответ на свой вопрос на лице Сердюкова, и снова поинтересовался: – А почему же тогда у нее в кабинете висит картина с изображением мистического чудовища Ктулху? Справа от стола. Вы что, не видели картину? Или просто не в курсе?
Сердюков нахмурился, отрицательно замотал головой и хотел что-то сказать, но Строганов опередил его:
– Вы же были у нее в кабинете, неужели не помните? Морской пейзаж с осьминогом, – напомнил он.
– Моя девочка не занимается никакой магией! – выпалил он. – Что за чушь? Какой еще…
– А эта картина? – строго поинтересовался Арсений. – Откуда она у нее? Зачем она повесила ее на стену? У кого она ее купила? Что для нее в ней ценного?
– Маргарита не просто ценитель картин! Она искусствовед! – пробился Сердюков сквозь стену вопросов. – Высококлассный специалист по искусствознанию! Она стажировалась…
– Так насчет картины, – скривился Арсений. – Сейчас это важнее, чем страна, где она…
– …в Италии! – Сердюков выглядел очень недовольно. – Какого лешего? При чем тут эта дурацкая картина? Да, я вспомнил ее… Маргарита не хотела ее вешать, но поскольку ей подарили… кто-то из друзей… а она у меня очень деликатная! Она не может обидеть…
– Максим Сечкин? – вставил Арсений. – Он подарил?
Сердюков пожал плечами и заговорил вначале тихо, а потом с нарастающей силой.
– Не помню. Да какая разница? Вы должны понять, что у меня самая замечательная девочка! Умная, тонкая, талантливая! Я все время поражаюсь, в кого она такая? Она всегда готова помочь. А ее выставки? Про нее даже в журнале «Элефант» писали! Это английский журнал про искусство. Какая, на хрен, магия? Она красавица! Умница! И если ее хоть пальцем кто тронет… – Сердюков побагровел от переполнявших его эмоций, голос его стал срываться. – Я верю, что она жива! Верю… в хорошее…
Арсений задумчиво разглядывал Сердюкова. А я тяжело вздохнул. Мне было искренне жаль несчастного отца.
Неожиданно вспомнилась чья-то мысль: дети – это единственная причина, по которой небо не разрушило землю.
– Это хорошо, что вы верите, – серьезным тоном сообщил Арсений. И добавил: – Вера против магии! Суперпоединок!
Мы сидели и ожидали приглашенных людей в том самом зале, где мы уже были несколько дней назад. Я вспомнил подробности этой встречи и вздрогнул: вновь предстояло общение с Сечкиным! А вдруг он уже все знает про нашу ночную вылазку?! Но не решился поделиться своими страхами с Арсением и, чтобы унять волнение, стал разглядывать окружавшую нас обстановку. Строганов, судя по всему, не терзался неприятными воспоминаниями и играл в телефончик, развалившись в красивом кресле. Я, сидя на таком же королевском седалище, нервно гладил резной деревянный подлокотник, инкрустированный, вероятно, слоновой костью, поскольку вряд ли это был белый пластик. Эти произведения искусства были расставлены по всему залу в ожидании гостей.
В прошлый раз я практически не сумел рассмотреть ни позолоту на стенах, ни высоченный расписной потолок. Его расписывал, может, и не Микеланджело, но как минимум Эль Греко.
