Не знаю, о чем размышлял Строганов, но я был уверен, что наш новый знакомый, любитель виски и Ктулху, сказал нам правду, и к исчезновению Маргариты он не имеет никакого отношения. Но странно, почему Арсений выглядел таким встревоженным? Неужели я что-то упустил? Пока Сечкин общался с каким-то своим приятелем, я попытался прояснить ситуацию:
– Мне кажется, – сказал я негромко Арсению, – что если Маргарита с кем-то и встречалась около ресторана, то точно не с Сечкиным.
– Скорее всего, – легко согласился Строганов. – Меня другое беспокоит. Этот идиот не понимает, какую опасность представляет собой…
Он не успел договорить, Сечкин распрощался с дружбаном и подошел к нам.
– Ну че, – приобнял он нас за плечи, – погонять не хотите? А? Давайте, я же вижу, что ты стритрейсер! А?
Он обращался к Строганову, а я напрягся, потому что Арсений и правда был знатным любителем «погонять» на машине. А сейчас, подвыпивши, наверняка согласится на предложение Сечкина. Но он отрицательно покачал головой.
– В другой раз, – твердо сказал Арсений. – Я даже без тачки. Да и тебе не советую. Бойся Ктулху, он идет за тобой…
Сечкин засмеялся.
– Да и хер с ним! А ты на чем катаешься? – полюбопытствовал он у Строганова.
– Сейчас на «семере», – честно ответил Арсений, – а ты?
– О, «семера» – это почетно! – оценил Сечкин, вероятно, имея в виду БМВ. – А моя – вон, стоит на той стороне…
– Родстер ниссан? – тут же среагировал Строганов, который никому и никогда не завидует! – Круто!
– Да, Хитрила моя! Ну так чего, погоняем?
Я на всякий случай схватил Арсения за локоть. Он усмехнулся и покачал головой.
– Ну, как говорится, хочешь ботанить – ботань. Главное, горшком не стань! – Сечкин громко захохотал, потом, пожав нам руки на прощанье, неуверенной походкой направился к своей машине.
Врубив музыку на полную мощность, Сечкин с пробуксовкой стартанул.
Все произошло через секунду, ну, может, через две. Столько времени ему понадобилось, чтобы долететь до ближайшего перекрестка и со страшным грохотом врезаться в проезжавший перпендикулярно его движению полицейский УАЗ. Ниссан от удара развернуло и отбросило на припаркованные на улице машины, тут же заголосившие сигнализацией, а УАЗ, словно в замедленной съемке, покачался и завалился на бок. От переда Ниссана почти ничего не осталось, но через открытые окна продолжала играть музыка.
Сечкин с трудом вылез – мешали подушки безопасности, – но он был цел и невредим, разве что стошнило его тут же.
Полицейские, вылезающие из своей машины, чувствовали себя хуже, у одного по лицу текла кровь. Мы с Арсением бросились к ним, с нами бежали еще какие-то люди. Сечкин первый пришел в себя. Осмотревшись вокруг, он стал отдаляться от нас нетвердой походкой, а потом и вовсе перешел на бег, но отбежав метров на пятьдесят, он остановился и, обернувшись, стал смотреть на нас.
Мы помогли полицейским вылезти из перевернутой машины, я быстро осмотрел пострадавших, точнее одного, у которого шла кровь из носа. Серьезных травм, к счастью, не было ни у кого. И они тут же ринулись в сторону разбитой машины виновника аварии, не заметив, что водитель уже сбежал. А Сечкин тем временем, видя, что сейчас его отсутствие обнаружится, решил исчезнуть с места преступления. Он резко дернулся назад, и то ли голова у него закружилась, то ли его координация нарушилась от принятого спиртного, но он вдруг запнулся ногой о поребрик, нелепо взмахнул руками в воздухе и стал навзничь падать на тротуар. Я замер, понимая, что сейчас произойдет непоправимое. Раздался неприятный звук – это голова ударилась затылком об асфальт. Сечкин замер и не шевелился. Несмотря на предостережение Строганова, я бросился к пострадавшему.
Глава 22
Конечно, я нарушил указания Строганова не звонить на работу и не узнавать про состояние Сечкина. Вернувшись ночью домой, я поставил чайник и набрал номер реанимации. То, что привезут его к нам, я не сомневался: центр города, изолированная черепно-мозговая травма – куда же еще? Дежурил Игорь, хороший человек, прекрасный доктор, но, как и все реаниматологи больниц скорой помощи, нервный и несдержанный на язык.
– Слушай, да задолбали все уже звонить и узнавать про этого типа! Работать мешают! – в сердцах ответил он мне, когда я поинтересовался состоянием Сечкина. И добавил: – Ну, я не тебя, конечно, имею в виду! Кто он такой-то? Короче, привезли тело, минус голова, пьянющий. Кровь на алкоголь взяли. Прооперировали. В лучшем случае овощ будет. Трансплантологам звонить?
– Угу, – пробормотал я. – Только это без толку…
– Он что, не мог пораньше или попозже башкой приложиться? Почему обязательно нужно в два часа ночи?
Выпив снотворного, я лег спать. Кажется, засыпая, я убеждал жену, что со мной все в порядке.
* * *
Утро я начал с очередного звонка на отделение и опять нарвался на Игоря. Я прямо увидел, как он, уже сдав смену, не торопится домой, а сидит на продавленном диване в ординаторской и пьет чай, или кофе, или коньяк. И жаждет с кем-нибудь пообщаться.
Так я узнал, что новостей особых нет, Сечкин в глубокой коме, на искусственной вентиляции легких, и повезут его сейчас на компьютерную томографию головного мозга. А потом дадут наркоз. Словом, все как обычно.
– Только папаша его, он уже под утро приехал, – рассказывал доктор, – заявил, что будет переводить его в ВМА или оттуда пришлет консультантов…
Ну, собственно, и этим не удивишь. Военно-медицинская академия считалась популярным местом у пациентов с черепно-мозговой травмой.
Услышав, как на улице кто-то неистово сигналит, я, словно экстрасенс, почувствовал приближение Строганова. И оказался прав. Свежевымытая «семерка» сверкала под моими окнами в лучах утреннего солнца. «Будет дождь», – автоматически подумал я и стал собираться.
* * *
Мы вырулили на Приморское шоссе и в плотном потоке поехали из города.
Если я был подавлен, хмур и утомлен, то Строганов являл собой картину веселого, бодрого оптимиста. Как с рекламного плаката.
– А чего ты такой… – я не договорил, просто пожал плечами, мол, и так понятно.
– Какой? – искренне удивился он. – А, в смысле одежды? Ну, так к дочери олигарха едем, надо произвести достойное впечатление.
Я скосил на него глаза. Джинсы были голубого, как небо над нами, цвета. Белая майка давала возможность детально рассмотреть многочисленные татуировки на мускулистых руках. На пальцах сверкали кольца и перстни. А на толстой просмоленной веревке на шее болтался какой-то металлический знак. И это не считая серебряного крестика на тонкой цепочке. Ну, а завершала картину черная шляпа а-ля Аль Капоне. На заднем сиденье валялась коричневая кожаная жилетка.
– Я не про одежду, я про эмоции. Пусть и не самый хороший, но человек, с которым ты вчера пил, общался, расспрашивал про Маргариту…
