Дракон был жив. Кто-то пробрался сюда, точно червь, чтобы прорубить себе путь к его сердцу и прикончить его, пока он не может пошевелиться. Я оценил толщину его естественной брони, когда мне потребовалась вся моя сила, чтобы вытащить кирку. Клин мне пришлось выбивать молотком. Как только я его вынул, чешуя задвигалась и прикрыла кожу. Несколько мгновений я ощущал поток жизни дракона при помощи своего Уита, а потом все исчезло. Точно так же покрытая чешуей стена передо мной могла быть сделана из железа. Я поколебался несколько секунд, а потом, набравшись храбрости, провел рукой по чешуе. Мне не удалось даже ноготь засунуть под одну из пластинок, так плотно они наслаивались друг на друга. А еще они были очень холодными, точно лед, заточивший дракона в темницу.
Я завернул инструменты в кусок кожи, на котором они лежали, и взял с собой. Мне пришлось ползти задом, места развернуться не было. К тому времени, когда я добрался до галереи, я весь взмок, а от змеиного запаха дракона меня тошнило.
Шут спал в конце галереи, около головы дракона. Он сидел, подтянув колени к груди и положив на них голову с золотыми волосами, которые разметались и скрывали лицо. Усталость взяла верх над любопытством. Я сел на пол рядом с другом и прислонился к ледяной стене. Шут пробормотал что-то во сне и придвинулся ко мне. Я вздохнул и остался на своем месте. Я спрашивал себя, почему тот, кто пытался убить дракона, не выбрал туннель, находившийся около его головы. Может быть, он опасался, что, даже заключенный в лед, Айсфир найдет способ защитить свою жизнь?
Я поднял голову к ледяному потолку, и у меня возникло ощущение, будто я смотрю в бездонные синие воды. Где-то там, наверху, принц Дьютифул ломает лед вместе со своей группой Уита. Мне стало интересно, какой слой льда отделяет нас от него и сколько времени нам с Шутом придется здесь просидеть, прежде чем мы услышим стук лопат. Наверное, целую вечность, решил я. Я не слышал ни голосов, ни движения снега. С таким же успехом они могли находиться на другом конце света.
Я придвинулся поближе к Шуту. Его тело отбирало у меня тепло, я ужасно устал и проголодался. Воспользовавшись одним из найденных мной инструментов, я отколол льдинку и засунул ее в рот. Фонарик Элдерлингов я убрал обратно в мешок Шута. Потом я обнаружил кусочек хлеба, который он мне оставил, и съел его. А затем, положив голову на плечо Шута, закрыл глаза. И наверное, уснул.
Я проснулся оттого, что отчаянно дрожал. Ощущение было такое, будто мои кости пытаются вырваться из своих суставов, и даже простое движение причиняло боль. Шут соскользнул на лед и остался там лежать, а я принялся размахивать руками и притаптывать на месте, чтобы хоть немного согреться. Потом я опустился на колени рядом с Шутом и стал его трясти непослушными руками. Он весь посинел от холода. Когда он тихонько застонал, я с облегчением вздохнул.
– Вставай, – велел я ему, стараясь не шуметь и ругая себя за то, что мы заснули на открытом месте. Если бы кто-нибудь поднялся по лестнице, он застал бы нас врасплох. – Идем. Нам нужно двигаться. Мы ведь так и не нашли выход.
Шут застонал и весь сжался. Я его подталкивал, чувствуя одновременно гнев и отчаяние.
– Мы не можем сдаться сейчас. Вставай, Шут. Нам нужно идти дальше.
– Пожалуйста, – едва слышно выдохнул он. – Тихая смерть, я соскользну в нее – и все.
– Нет. Вставай!
Шут открыл глаза. Видимо, выражение моего лица сказало ему, что я не отстану. Он с трудом пошевелился и стал ужасно похож на одну из деревянных марионеток, которые когда-то вырезал из дерева. Потом он поднял руки и уставился на них с глупым видом.
– Я их не чувствую.
– Вставай и двигайся. И они оживут.
Шут вздохнул.
– Мне приснился замечательный сон. Будто мы с тобой умерли и все закончилось. Мы больше ничего не могли сделать, все признали, что мы старались и ни в чем не виноваты. Они говорили про нас добрые слова. – Он открыл глаза. – Как тебе удалось встать?
– Не знаю. Давай шевелись. – Мое терпение было на исходе.
– Я пытаюсь.
Пока он поднимался, я рассказал о том, что мне удалось обнаружить в конце туннеля. Потом я показал ему инструменты, и его передернуло. С каждым произнесенным мной словом Шут все больше приходил в себя и в конце концов поднялся на ноги и даже сделал несколько неуверенных шагов. Нас обоих трясло от холода, но я уже начал чувствовать свои руки и принялся растирать его ладони, несмотря на то что он протестовал и жаловался, что ему больно. Когда он снова мог сжимать и разжимать пальцы, я протянул ему кинжал и сказал, чтобы он держал его наготове.
– Когда мы спустимся вниз по лестнице, – сказал я, стараясь не думать о том, как это будет трудно, – нам придется исследовать главный коридор. Теперь он – единственная наша надежда.
– Фитц… – начал Шут, но, взглянув на меня, замолчал.
Он хотел сказать мне, что все бесполезно. Я бросил прощальный взгляд на дракона. Он снова спал, и я не чувствовал его присутствия своим Уитом. «Почему? Зачем ты здесь и почему Эллиана хочет получить твою голову?» – безмолвно спросил я у него. Затем я отвернулся и начал спускаться по лестнице. Шут молча последовал за мной.
Спуск оказался еще труднее, чем подъем, если такое вообще возможно. Мы устали, страшно замерзли и хотели есть. Я уже перестал считать, сколько раз поскальзывался и падал. Шут, спотыкаясь, тащился за мной – от его былой грации не осталось и следа. Я старался держаться настороже, ожидая встретить того, кто приходит наверх, чтобы мучить дракона, но лестница оставалась пустой, холодной и равнодушной к нашим страданиям. Когда мы хотели пить, мы откалывали кусочки льда от стены и сосали его – единственное утешение, которое мы могли себе позволить.
В конце концов мы добрались до последней ступеньки и увидели широкий коридор, который поджидал нас. Затаив дыхание, мы выглянули из-за последнего витка лестницы. Я никого не почувствовал, но я не забыл про «перекованных» в подземных камерах и понимал, что нам могут грозить самые неожиданные опасности и мой Уит мне не поможет. Однако коридор оказался пустым и безмолвным.
– Пошли, – прошептал я.
– Он не выведет нас наружу, – ответил Шут. Его золотистая кожа стала неестественно бледной, словно жизнь уже начала его покидать, а голос звучал как-то равнодушно. – По этому коридору мы попадем прямо к ней. Иначе просто не может быть. Если мы пойдем по нему, нам грозит смерть. Впрочем, больше нам ничего не остается. Ты ведь сам сказал, что иногда хорошего выбора нет.
– И что ты предлагаешь? – вздохнув, спросил я. – Снова спуститься вниз, к воде, и дожидаться, когда кто-нибудь приплывет на лодке, а потом убить его, прежде чем он прикончит нас? Или пойти к «перекованным» и пусть делают с нами, что пожелают? Мы еще можем вернуться туда, откуда мы начали, – где сплошной мрак и ледяные трещины во льду.
– Я думаю… – неуверенно начал Шут и вдруг замер на месте.
Я резко развернулся посмотреть, на что он показывает.
