У нее были мягкие, теплые губы, прохладный язык умолял мой рот раскрыться им навстречу. Да, все, что она говорит, правда. От ее прикосновения у меня так сладостно закружилась голова, что я задрожал и положил руки ей на плечи, а потом прижался губами к ее рту.
Меня наполнила похоть, ощущение правильности и неизбежности происходящего прогнало все остальные мысли. Мне было наплевать на то, что ее стража и служанки стоят за кругом света и наблюдают за нами; в тот миг меня волновало лишь ее безупречное белоснежное тело. Впрочем, в будущем, которое она мне предлагала, кое-чего не хватало, и я об этом сказал.
– У нас родится очень красивый ребенок, – заверила меня Бледная Женщина и встала. – Обещаю, ты будешь восхищен нашим сыном.
Я чувствовал правду в ее словах, и они пели в моем теле, словно лед и серебро. Бледная Женщина даст мне сына, которого я смогу держать на руках и любить. Дитя, которое никто у меня не отнимет. Она знала, чего я больше всего на свете хотел, и была готова мне это дать. Она создала в моей душе будущее, о каком я мечтал всю свою жизнь, будущее, где исполнятся все мои надежды. Разве я мог ей противиться, да и зачем?
Бледная Женщина встала, скинула халат и бросила его возле кровати. Шелковая рубашка последовала за ним. Она стояла передо мной, и желтый свет жаровни ласкал ее тело и лицо. Она приподняла руками белую тяжелую грудь, словно предлагая мне попробовать ее на вкус, потом медленно опустилась рядом со мной и откинулась назад, раскрыв руки и раздвинув передо мной ноги.
– Иди ко мне. Я знаю и дам тебе все, о чем ты когда-либо мечтал.
Она положила голову на ручку дивана. Ее бесцветные глаза видели меня насквозь и заглядывали в бескрайние дали. Ее слова проникли мне в кровь и в тот момент казались самыми правдивыми на свете. Я встал и начал лихорадочно возиться со своей одеждой. Бледная Женщина опустила глаза – посмотреть, что я могу ей предложить.
И в это мгновение я выставил такие жесткие защитные стены Скилла, каких не выставлял никогда, и за ними остались подбиравшиеся ко мне щупальца ее влияния. Я набросился на нее, как она и ожидала, но мои руки сомкнулись на молочно-белой шее, а коленом я без всякой жалости ударил ее в мягкий живот. Я почувствовал, как ее Скилл бьется в меня, и одновременно она изо всех сил колотила меня кулаками. Я прекрасно знал, что у меня будет всего одно мгновение, чтобы с ней справиться, и сразу понял, что я его упустил. Мне следовало сообразить, что Бледная Женщина не только внешне походила на Шута, но, как и он, обладала огромной силой.
Бледной Женщине не требовалась помощь стражи, когда она опустила подбородок и помешала мне довести задуманное до конца. Затем она просунула руки между моими локтями, а в следующее мгновение резко развела их в стороны, заставив меня разжать руки, потом отшвырнула меня, и я упал на жаровню – во все стороны полетели искры и угли.
Бледная Женщина подняла руки, и тут же вспыхнули белые шары, которые наполнили комнату ярким сиянием. Ко мне со всех сторон бросились вооруженные стражники. Я прекрасно понимал, что на ногах мне не устоять и самое разумное в моем положении – сдаться без сопротивления. И тут я увидел Шута, с кляпом во рту, распластанного на ледяной стене, словно трофей, добытый на охоте, и меня охватила такая ярость, какой я не испытывал со времен войн красных кораблей, когда разил пиратов своим боевым топором.
Перевернутая жаровня обожгла мне руки, когда я схватил ее и метнул в своих врагов. Я дрался с ними, уверенный, что все равно погибну, и потому меня уже ничто не сдерживало. Думаю, именно поэтому им потребовалось столько времени, чтобы со мной справиться. В отличие от меня им приходилось сдерживаться, и они понесли гораздо больше потерь, чем я. Одному я сломал ключицу. Я слышал ее треск, а еще я помню, как выплюнул кусок уха. Впрочем, как и всегда бывает, когда меня охватывает слепая ярость, у меня остались неясные и разрозненные воспоминания о сражении.
Правда, я отчетливо помню, что потерпел поражение. Я понял это, когда сообразил, что лежу на полу, а три дюжих воина прижимают меня коленями. Во рту я чувствовал вкус крови – и своей тоже. Я никогда не гнушался использовать зубы в драке, в особенности после того, как познакомился с Ночным Волком. Левая рука больше меня не слушалась. Когда меня поставили на ноги, она безвольно повисла вдоль тела, и я печально подумал, что она, по-видимому, вывихнута. Я стал ждать, когда придет боль.
Мне почти удалось добраться до ног Шута, и я поднял глаза, чтобы посмотреть на него. Его приковали к ледяной стене, точно бабочку, руки разведены в стороны, голова прижата при помощи железного ошейника, надетого на шею. Кляп забили в рот с такой силой, что из уголка на рубашку стекала струйка крови. Видимо, они рылись в его заплечном мешке, потому что на голову ему надели Петушиную корону, причем натянули ее так, что деревянный обруч касался его ушей. У него были открыты глаза, значит, он видел все, и Бледная Женщина устроила представление нарочно, чтобы помучить его, и ради этого пыталась меня соблазнить. А еще, встретившись с ним глазами, я понял: он знает, что я его не предал. В следующее мгновение я заметил едва различимое движение кончиков пальцев, на которых остались следы Скилла. Шут тоже почувствовал, что Бледная Женщина атаковала меня через мой просыпающийся Скилл.
– Я пытался! – крикнул я, когда он опустил голову, насколько позволял его ошейник, и у него начали закрываться глаза.
Я видел, что стражники отвели с ним душу. Его одежда и волосы были обильно испачканы кровью, а теперь его приковали к ледяной стене, пытая холодом, который он ненавидел. Предвидел ли он, что ему придется медленно умирать от холода? И по этой ли причине всегда его боялся?
– Отведите обоих в мой тронный зал! – Голос Бледной Женщины напоминал треск ломающегося льда.
Повернув голову, я взглянул на нее. Она снова оделась. Нижняя губа начала распухать, из прически выбилось несколько косичек, которые висели, обрамляя лицо. Вот и весь вред, который мне удалось нанести ей. Однако мне было не до смеха, когда стражники грубо схватили меня и, не обращая внимания на мою повисшую вдоль тела руку, потащили за собой. Мне вслед неслись жалобные крики Шута – его отдирали от стены.
Коридоры, по которым мы шли, показались мне длиннее и белее, чем в предыдущий раз, словно свет горел ярче от полыхающего гнева женщины, шагавшей впереди нас. Мы встретили несколько человек, которые в ужасе жались к стенам, когда она проходила мимо. Я старался запомнить дорогу, убеждая себя, что, если нам с Шутом удастся сбежать, я должен знать, где и когда нужно сворачивать. Ничего у меня не получилось – ни с дорогой, ни с надеждами на спасение. Все кончено, и нас ждет смерть. Шут умрет, и я рядом с ним. И все, ради чего он жил, придет к кровавому и бессмысленному концу.
– Все равно как если бы я умер в тот первый раз, когда Регал посмотрел на Верити и предложил незаметно меня убрать.
Я не знал, что произнес эти слова вслух, пока один из стражников не пихнул меня в бок и не рявкнул:
– А ну заткни пасть!
