XXX
ОБРЕТЕНИЕ ЦЕЛЬНОСТИ
Я пишу это собственной рукой и прошу извинить мой стиль, присущий уроженцам Горного Королевства. Мной подписан эдикт, подготовленный уважаемым писцом Федвреном, но в данном свитке я хочу поговорить с вами сама, как вдова с вдовой, женщина с женщиной, чтобы вы знали: я понимаю, никакой дар или титул не может облегчить горечь понесенной вами потери.
Ваш муж служил Видящим большую часть жизни. По справедливости он должен был много лет назад получить награду за все, что сделал для своих королей. Он был песней, которая должна звучать в каждом доме. Только благодаря тому, что он рискнул своей жизнью, мне удалось пережить ту темную ночь, когда Регал Претендент выступил против нас. В своей скромности ваш супруг просил, чтобы его подвиги остались тайной. Как несправедливо, что только теперь, когда он отдал свою жизнь на службе своему принцу, трон Шести Герцогств вспоминает все, что он для нас сделал.
Когда прибыл гонец от леди Пейшенс, я как раз пыталась подыскать королевские земли, которые стали бы достойной наградой за службу Баррича. Истинно говорят, плохие новости распространяются быстро, поскольку она узнала о гибели вашего мужа. Леди Пейшенс написала, что Баррич был одним из самых любимых друзей покойного принца Чивэла, и она уверена, что ее муж был бы счастлив подарить его семье свое имение в Ивовом Лесу. Соответствующий титул будет немедленно передан вам и останется в вашей семье навсегда.
Письмо королевы Кетриккен Молли Баррич.
– Мне снилось, что я был тобой, – тихо сказал Шут, обращаясь к пламени костра.
– В самом деле?
– А ты был мной.
– Как забавно.
– Перестань, – предупредил он.
– Что? – невинно уточнил я.
– Быть мной.
Шут заерзал рядом со мной на плаще. Ночь накрывала нас своим пологом, дул теплый ветерок. Он поднял тонкие пальцы, чтобы убрать с лица золотые пряди волос. Умирающий свет костра почти скрывал синяки на его лице, но щеки все еще оставались ввалившимися.
Я хотел сказать, что кто-то должен играть его роль, раз уж он сам отказался быть собой, но вместо этого я лишь спросил:
– А почему бы и нет?
– Мне от этого становится не по себе. – Он сделал глубокий вдох. – Как долго мы здесь находимся?
Он уже в третий раз будил меня этой ночью. Я привык. Ему никак не удавалось крепко заснуть. Впрочем, ничего другого я и не ждал. Хорошо помню, что в те дни, когда я зализывал раны после пыток в темнице Регала, я спал только днем, когда Баррич находился поблизости. Бывает время, когда ты предпочитаешь спать, ощущая солнечный свет на ресницах. И когда тихий разговор по ночам лучше, чем сон, каким бы измученным ты себя не чувствовал. Я попытался сообразить, сколько дней минуло с тех пор, как я прошел с ним на руках через Скилл-колонну. Неожиданно у меня возникли трудности. Ночи прерванного сна, дни, заполненные теплым солнечным светом, казались бесконечными.
– Пять дней, если считать дни. Или четыре ночи. Не стоит тревожиться. Ты все еще слишком слаб. Я не хочу проходить через Скилл-колонну, пока ты не окреп.
– А я вовсе не хочу пользоваться Скилл-колонной.
– Хм-м. – Я не стал с ним спорить. – Рано или поздно нам придется. Я не могу оставить Олуха с Черным Человеком навсегда. И я обещал Чейду, что мы будем на берегу и встретим отправленный за нами корабль. А это произойдет в течение ближайших пяти дней.
Я потерял счет времени, пока находился в ледяном лабиринте, но почему-то меня это совсем не тревожило. С того момента, как нам не удалось исцелить Шута, я блокировал все контакты с группой Скилла. Несколько раз я ощущал легкое постукивание в мою защиту, но решительно его игнорировал. Вероятно, они беспокоились из-за меня.
– У меня есть жизнь, к которой мне нужно вернуться, – сказал я вслух, чтобы убедить себя.
– А у меня нет. – Как ни странно, в голосе Шута прозвучало удовлетворение.
Меня это порадовало. В течение дня несколько раз возникали моменты, когда он останавливался, словно прислушиваясь, не зазвучит ли в его душе будущее, которое перестало его манить. Я не знал, что он испытывает. В течение всей своей жизни Шут пытался направить время по тому пути, который считал лучшим. И добился успеха – теперь мы жили в созданном им будущем. Мне кажется, он колебался между удовлетворением и тревогой из-за своего места в новом мире, когда задумывался о таких вещах. Иногда он просто сидел, положив изуродованные руки на колени, и смотрел на землю у себя под ногами. Его дыхание становилось медленным и поверхностным, грудь почти не двигалась. Я знал, что в такие моменты он пытался ощутить то, что невозможно ощутить. Я не пробовал его отвлечь. Однако старался поддерживать в нем оптимизм разговорами о будущем.
– Ты прав. У тебя нет забот, к которым необходимо вернуться; нет бремени, которое следует взвалить на свои плечи. Ты умер. Ты видишь, как иногда приятно бывает умереть? Никто не ждет, что ты станешь королем. Или пророком.
Он приподнялся на локте.
– Ты говоришь по собственному опыту. – Он произнес эти слова грустно, не обращая внимания на мой игривый тон.
– Точно. – Я усмехнулся.
Шут вновь опустился на плащ рядом со мной и посмотрел в небо. Его лицо оставалось серьезным. Я проследил за его взглядом. Звезды начали тускнеть. Я откатился в сторону и легко поднялся на ноги.
– Пора отправляться на охоту. Приближается рассвет. Ты сможешь меня сопровождать?
Мне пришлось дожидаться ответа. Потом он покачал головой:
– Честно говоря, нет. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким измученным. Что ты сделал с моим телом?
Никогда прежде тебя не мучили до смерти. Впрочем, такой ответ давать не следовало, и я решил уйти в сторону.
– Ну, потребуется некоторое время, чтобы ты полностью поправился. Если бы ты успел набрать побольше веса, я бы мог ускорить исцеление при помощи Скилла.
– Нет, – категорически отказался Шут.
Я не стал настаивать.
– В любом случае, мне надоела еда с Внешних островов. Немного свежего мяса не помешает нам обоим. Но если я буду валяться около костра, мясо не появится. И если ты не хочешь есть сырое мясо, то постарайся, чтобы костер не погас до моего возвращения.
– Хорошо, – тихо согласился он.
В то утро удача от меня отвернулась. Я тревожился за Шута и едва не наступил на кролика, но ему удалось ускользнуть. К счастью, в ручье водилась рыба, толстая, серебристая и не знающая страха. С первыми лучами солнца я вернулся с четырьмя тяжелыми рыбинами. Солнце жарко пекло наши спины, пока мы лакомились жареной рыбой, а потом я настоял на прогулке до ручья, где мы вымыли руки и лица. Теперь с полным желудком я мог поспать, но Шут впал в меланхолию. Он уселся возле костра и уставился в огонь. Когда он вздохнул в третий раз, я спросил:
