– Пожалуй, нам всем не помешает немного выпить. Впрочем, ты этого не заслужил, – холодно добавила она. – Ты меня ужасно напугал в саду. Я уж не говорю о годах горя.
– Шестнадцать лет, – уточнила Пейшенс, на случай если я успел забыть ее слова. Повернувшись к Лейси, она сказала: – Я говорила тебе, что он жив! Когда мы готовили его тело к погребению, даже в тот момент, когда я мыла его холодные ноги, я говорила тебе, что он не может умереть. Я знала. И я оказалась права!
– Он был мертвым, – не сдавалась Лейси. – Миледи, его дыхание не затуманивало зеркало, а сердце не билось. Он был мертвым. – Она указала на меня слегка трясущимся пальцем. – А теперь ты жив. Ты должен объяснить свое поведение, юноша.
– Так решил Баррич, – начал я, но прежде, чем успел закончить фразу, Пейшенс воздела руки к небу и воскликнула:
– О, мне бы следовало догадаться, что без Баррича тут не обошлось. И все эти годы он воспитывал твою девочку, не так ли? Через три года после твоих похорон до нас дошел слух. Лудильщик Котлсби, который продает замечательные иголки, рассказал нам, что он видел Молли в каком-то городе с маленькой девочкой. И тогда я подумала: сколько ей лет? Потому что я сказала Лейси, когда Молли неожиданно ушла от меня, что она ведет себя как женщина, которая ждет ребенка. А потом она уехала – и я даже не успела помочь ей с ребенком. Твоя дочь, моя внучка! Позднее я услышала, что вместе с ней покинул Баккип и Баррич, а когда я стала задавать вопросы, выяснилось, что он заявил: все дети у Молли от него. Ну вот, пожалуйста. Я могла бы догадаться. Могла бы!
Я не ожидал, что Пейшенс окажется в курсе дел Молли и Баррича. Впрочем, удивляться не следовало. В те дни, когда состоялось мое погребение, Пейшенс управляла замком Баккип и у нее имелось немало источников информации.
– Пожалуй, мне не помешает немного бренди, – сказал я и потянулся к бутылке, но Пейшенс ударила меня по руке.
– Разливать буду я! – грозно воскликнула она. – Неужели ты думаешь, что тебе позволено прикинуться мертвым и исчезнуть из моей жизни на шестнадцать лет, а потом спокойно заявиться ко мне и разливать мой бренди? Какая дерзость!
Пейшенс откупорила бутылку, но когда она попыталась разлить напиток, руки у нее так дрожали, что она едва не опрокинула чашки. Я взял у нее бутылку и к тому времени, когда бренди был разлит, Пейшенс разрыдалась. Ее прическа никогда не отличалась аккуратностью, сейчас же волосы и вовсе торчали в разные стороны. И когда только в них появилось столько седины? Я опустился перед ней на колени и заставил себя заглянуть в ее потускневшие глаза. Она закрыла лицо руками и зарыдала еще сильнее. Осторожно протянув руку, я убрал ее ладони от лица.
– Пожалуйста, поверь мне, мама, решение принимал не я. Если бы я мог вернуться к тебе, не подвергая риску благополучие людей, которых любил, то обязательно бы это сделал. Ты и сама знаешь. И то, как ты приготовила мое тело к погребению, возможно, спасло мне жизнь. Спасибо.
– Ты выбрал прекрасное время, чтобы назвать меня мамой после стольких лет, – всхлипнула она, а потом добавила: – Баррич вообще ничего не понимает, если только речь не идет о существах на четырех ногах и с копытами. – Однако она протянула мне влажные от слез ладони, наклонилась и поцеловала меня в лоб. Потом откинулась на спинку стула и бросила на меня строгий взгляд. Кончик ее носа покраснел. – Впрочем, мне придется тебя простить. Эда знает, я могу умереть в любой момент, и хотя я ужасно на тебя сердита, мне не хочется, чтобы ты прожил остаток жизни, сожалея, что я умерла, так тебя и не простив. Однако не думай, что я больше на тебя не сержусь или что Лейси больше не сердится. Ты это заслужил. – Она громко всхлипнула, и Лейси протянула ей платочек.
Лицо старой горничной выражало суровое неудовольствие. Долгие годы, проведенные вместе, стерли грань между госпожой и служанкой.
– Конечно заслужил.
– Ну тогда встань. У меня нет ни малейшего желания свернуть себе шею, глядя на тебя сверху вниз. И почему тебе взбрело в голову вырядиться в форму стражника? Неужели ты не знаешь, что здесь еще остались люди, которые с радостью увидели бы тебя мертвым! В Баккипе тебе грозит опасность, Том. Когда я вернусь в Тредфорд, ты должен уехать вместе со мной. Там я сумею выдать тебя за садовника или сына сбившейся с пути кузины. Впрочем, к моим цветам и растениям я тебя все равно не подпущу. Ты в них ничего не понимаешь.
Я медленно поднялся на ноги.
– Я мог бы помочь пропалывать сад, – не удержался я. – Я знаю, как выглядят ноготки, даже когда они не цветут.
– Вот! Ты видишь, Лейси! Не успела я его простить, а он уже надо мной потешается! – Затем она прикрыла ладонью рот, словно хотела скрыть рыдание. На руках сильно выступали голубые вены. Пейшенс сделала глубокий вдох и сказала: – Пожалуй, пора выпить бренди. – Она сделала глоток, посмотрела на меня поверх ободка чашки, и из ее глаз вновь покатились слезы. Она поставила чашку на столик и покачала головой. – Ты здесь, и ты жив. Сама не знаю, отчего я плачу. Если не считать шестнадцати лет и внучки, потерянной для меня навсегда. Как ты мог, негодник! А теперь расскажи об этих годах. Что в твоей жизни было такого важного, мешавшего навестить нас?
И вдруг все причины, которые раньше выглядели вполне серьезными, показались мне никуда не годными. Я мог найти возможность их повидать.
– Если бы я не отдал свою боль каменному дракону, – неожиданно для себя самого заговорил я, – мне бы удалось найти способ с вами встретиться, пусть бы даже он оказался очень опасным. Наверное, нужно сохранять в себе свою боль, в противном случае ты превращаешься в труса.
Она стукнула ладонью по столу и вскрикнула от боли.
– Я не желаю больше слушать твоих оправданий. Рассказывай, я хочу знать, чем ты занимался вое эти годы!
– Я никогда не забуду яблоки, которые вы кидали мне сквозь прутья моей темницы. Вы и Лейси были невероятно храбрыми, когда пришли туда.
– Прекрати! – возмущенно зашипела она, а ее глаза вновь наполнились слезами. – Вот как ты теперь любишь развлекаться? Заставляешь плакать старую леди?
– Я не хотел.
– Тогда рассказывай, что с тобой происходило. С того самого момента, когда я в последний раз тебя видела.
– Миледи, я сделаю это с радостью, обещаю. Но когда я вас встретил, у меня было одно дело. Мне необходимо успеть до заката солнца, но я обещаю, что завтра я вернусь и все подробно расскажу.
– Нет. Конечно нет. А какое у тебя дело?
– Вы помните моего друга Шута? Он болен. Я должен отнести ему кое-какие растения, еду и вино.
– Тот бледный парнишка? Он никогда не был здоровым ребенком. Ел слишком много рыбы, если тебя интересует мое мнение. И с тобой будет то же самое.
– Я скажу ему. Но сейчас мне нужно его навестить.
– А когда ты в последний раз его видел?
– Вчера.
– Ну а меня ты в последний раз видел шестнадцать лет назад. Он может подождать.
