Чейд задумчиво кивнул.
– Я бы хотел, чтобы в твоей истории был счастливый конец, какие любят менестрели: «И они жили долго и счастливо, и родилось у них много-много детишек», но не думаю, что будет именно так.
– Ну, у тебя ведь так и не получилось.
Он взглянул на меня, а потом отвел глаза.
– У меня был ты, – сказал он. – Если бы не ты, быть может, я бы давно умер, как «старый паук», прячущийся в стенах. Ты никогда об этом не думал?
– Нет, никогда.
– Мне нужно еще многое сделать, – заявил он. Потом встал, положил руку мне на плечо и спросил: – Теперь у тебя все будет хорошо?
– Ну, насколько это вообще возможно.
– Тогда я тебя оставлю. – Он немного смутился и добавил: – А не мог бы ты быть поосторожнее? Когда ты исчез, мне пришлось нелегко. Я думал, что ты сбежал из Баккипа, забыв о своем долге, а когда появился Шут, я поверил, что ты умер. Опять.
– Я буду беречь себя не меньше, чем ты заботишься о собственной персоне, – обещал я.
Чейд приподнял бровь и кивнул. Прошло некоторое время после его ухода, прежде чем я открыл пакет и свиток. Сначала я развернул свиток. И сразу узнал аккуратный почерк Шута. Я прочитал его послание дважды. Это было стихотворение о танце и прощании. Я не сомневался, что он написал его до того, как узнал о моем исчезновении. Что ж. Он не передумал. Шут появился здесь, чтобы попрощаться со мной, а вовсе не из-за того, что изменил свое решение.
Пакет оказался довольно тяжелым. Когда я развернул гладкий материал, на стол вывалился камень памяти величиной с мой кулак. Я не сомневался, что над ним поработали искусные пальцы Шута. Я осторожно дотронулся до него, но ничего не почувствовал. Тогда я взял камень и поднял, чтобы получше рассмотреть. У него было три грани, переходящие друг в друга. Ночной Волк, я и Шут. Ночной Волк смотрел на меня, поставив уши торчком и слегка опустив голову. Рядом я увидел себя, еще совсем молодого, без шрамов, с широко распахнутыми глазами и слегка приоткрытым ртом. Неужели я был таким юным? А себя он изобразил в виде шута в остроконечном колпаке и с поднятым к поджатым губам пальцем. Его выгнутые дугой брови наводили на мысль о какой-то шутке.
И только после того, как я сжал камень в ладони, он пробудился и открыл воспоминания, заключенные в него Шутом. Передо мной всплыли три мгновения моей жизни. Если мои пальцы касались изображения волка и меня самого, то видел Ночного Волка и себя, как мы спим рядом в хижине. Когда я одновременно прикасался к изображениям Ночного Волка и Шута, возникал Ночной Волк, спящий у очага Шута в горах. Последнее воспоминание сначала меня смутило. Мои пальцы остановились на Шуте и собственном изображении. Я заморгал, когда передо мной возникли образы. Далеко не сразу я понял, что это еще одно воспоминание Шута. Именно так я выглядел, когда он прижался лбом к моему лбу и заглянул в мои глаза. Я положил камень на стол, и насмешливая улыбка Шута оказалась наверху. Я улыбнулся в ответ и невольно коснулся пальцем его лба. И тогда я услышал его голос так ясно и четко, словно он находился в одной комнате со мной:
– Мне никогда не хватало мудрости.
Я покачал головой. Его последние слова оказались очередной загадкой.
Я взял эти сокровища, открыл потайную дверь, перешел в свой рабочий кабинет и спрятал их там. Появился Джилли, который тут же недоуменно уставился на меня: «А где колбаса?» Я обещал, что обязательно принесу ему угощение. Он сказал, что будет ждать, и укусил меня за палец, чтобы я не забыл.
Я покинул башню и вскоре оказался в коридорах Баккипа. Я не сомневался, что Старлинг крутится среди приезжих менестрелей, поэтому направился в нижний зал, где они обычно репетировали свои выступления и где их всегда щедро угощали вином и закусками. Здесь действительно оказалось множество артистов, которые соперничали друг с другом, сохраняя дружеские отношения. Старлинг нигде не было видно. Я поискал ее в Большом зале и Малом, но нигде не нашел. Я пожал плечами и решил прекратить поиски, но тут заметил ее в Женском Саду. Она прогуливалась там с несколькими другими леди. Я подождал, пока она меня заметит, а потом отошел в сторону и устроился на одной из уединенных скамеек. Можно было не сомневаться, что мне не придется долго оставаться в одиночестве. Старлинг присела рядом со мной и сразу же сказала:
– Это неразумно. Если люди нас увидят, сразу пойдут сплетни.
Никогда прежде она не тревожилась из-за таких вещей, и это удивило и обидело меня.
– Тогда я задам свой вопрос и уйду. Я собираюсь в город повидать Неда. Мне говорили, что он часто бывает в таверне, где обосновались менестрели. Возможно, тебе известно, в какой именно?
Она удивилась.
– Только не мне! Я уже давно не бываю в тавернах менестрелей. По меньшей мере четыре месяца. – Она откинулась на спинку скамейки и выжидающе посмотрела на меня.
– А ты не могла бы угадать?
Она задумалась.
– «Зоб пеликана». Туда обычно ходят молодые менестрели, чтобы петь непристойные песенки и сочинять новые куплеты. Там шумно. – Она говорила с явным неодобрением. Я вопросительно приподнял. брови. Она уточнила: – Вполне подходящее место для начинающих менестрелей, но не для меня.
– Подходящее? – переспросил я, пытаясь улыбнуться. – С каких это пор тебя волнуют такие вещи, Старлинг?
Она отвернулась и покачала головой. Не глядя мне в глаза, она ответила:
– Ты не должен быть таким фамильярным со мной, Том Баджерлок. Да и встречаться с тобой наедине я больше не смогу. Эти дни остались в далеком прошлом.
– Да что с тобой произошло? – выпалил я, удивленно и немного обиженно.
– Со мной? Да ты что, ослеп? Взгляни на меня. – Она с гордым видом встала, положив руки на живот.
Честно говоря, мне доводилось видеть животик побольше и у менее крупных женщин. Но догадался я, только взглянув ей в глаза.
– У тебя будет ребенок? – потрясенно спросил я.
Она вздохнула, и на ее лице появилась робкая улыбка. Неожиданно она заговорила со мной как, прежняя Старлинг, слова слетали с ее губ, опережая друг друга:
– Это почти чудо. Целительница, которую лорд Фишер нанял, чтобы ухаживать за мной, говорит, что иногда, когда шансы забеременеть почти исчезают, такое случается. О Фитц, у меня будет ребенок, мой собственный ребенок. Я уже так его люблю, что думаю о нем днем и ночью.
Она выглядела удивительно счастливой. Я заморгал. Иногда она с горечью говорила о своем бесплодии, объясняя его отсутствием надежного дома и верного супруга. Но Старлинг никогда не упоминала, что все эти годы мечтала о ребенке. Я был потрясен.
– Я очень рад за тебя, – искренне сказал я. – Честное слово.
– Я знала, что так и будет. – Она коротко коснулась тыльной стороны моей ладони. Так мы приветствовали друг друга прежде, разрывая объятия. – И я не сомневаюсь, что ты поймешь, почему мне следует изменить образ жизни. Будущее моего ребенка не должны омрачить скандалы, бросающие тень на репутацию его матери. Теперь я обязана стать достойной леди, которая прежде всего думает о своей семье.
