– Тише. Тебя никто не обидит. Олух, послушай меня. Нет, ты помолчи и послушай. Это очень важно. Ты должен заставить замолчать свою музыку или, по крайней мере, сделать ее тише.
Олух обиделся, что я так грубо его разбудил. Он сморщился, и его лицо стало похоже на сушеную сливу, в круглых глазках появились слезы.
– Я не могу! – заныл он. – Я умру!
Матросы на палубе начали поворачивать в нашу сторону хмурые лица. Один что-то пробормотал и сделал знак, защищающий от несчастий. На каком-то глубинном уровне они понимали, кто виновен в их тревожном состоянии. Олух хлюпал носом и злился, но категорически отказывался сделать свою музыку тише и не желал верить, что морская болезнь пройдет и ему нечего бояться. Я осознал, насколько его дикий Скилл силен, только когда попытался добраться до Дьютифула сквозь какофонию его эмоций. Чейд и Дьютифул, видимо, сами того не заметив, усилили свои защитные стены. Обращаться к ним при помощи Скилла было все равно что пытаться перекричать ураган.
Когда Дьютифул понял, что он почти не понимает меня, его охватила паника. Было время очередной трапезы, он сидел за столом и не мог без видимой причины встать и уйти. Но ему удалось найти способ сообщить Чейду о наших проблемах. Они быстро закончили есть и поспешили на палубу.
К этому времени Олух снова задремал.
– Я могу составить сильное снотворное, – тихо предложил Чейд. – А потом мы заставим Олуха его выпить.
Дьютифул поморщился.
– Я бы не стал так с ним поступать. Олух долго помнит свои обиды. Кроме того, что мы выиграем? Он сейчас спит, а его песня звучит так громко, что мертвого из могилы поднимет.
– Может быть, если погрузить его в более глубокий сон… – неуверенно начал Чейд.
– Это опасно для его жизни, – перебил я. – К тому же гарантии, что песня смолкнет, нет.
– В таком случае у нас только один выход, – тихо проговорил принц. – Повернуть и отвезти Олуха домой. Снять его с корабля.
– Мы не можем этого сделать! – возмущенно вскричал Чейд. – Во-первых, мы потеряем много времени, а во-вторых, нам нужна сила Олуха, когда дело дойдет до дракона.
– Лорд Чейд, мы уже видим результат воздействия на окружающих силы Олуха. Она не подчиняется дисциплине, и мы не в состоянии ее контролировать.
Я уловил в голосе Дьютифула новые нотки, это были интонации монарха. Он напомнил мне Верити и его старательно взвешенные слова. Я улыбнулся, и принц наградил меня хмурым взглядом. Я тут же поспешил очистить свое сознание от посторонних мыслей.
– В настоящий момент сила Олуха стала неуправляемой, даже он сам не может с ней совладать. Он не желает нам зла, но его музыка угрожает всеобщему благополучию. Представьте себе, что он может натворить, если разозлится по-настоящему. Или если кто-нибудь сильно его обидит. Даже если мы справимся с морской болезнью и заглушим его песню, Олух будет оставаться обоюдоострым оружием. До тех пор, пока нам не удастся найти надежный способ обуздать его силу, он будет угрожать успеху нашей миссии. Возможно, разумнее всего вернуться и позволить ему сойти на берег.
– Мы не можем вернуться! – снова запротестовал Чейд, а когда мы с Дьютифулом удивленно на него посмотрели, взмолился: – Дайте мне на размышление еще одну ночь. Я уверен, что смогу найти решение. Может быть, за эту ночь он сумеет привыкнуть к кораблю. А вдруг к рассвету его болезнь пройдет…
– Хорошо, – через пару минут ответил Дьютифул. И снова я услышал неожиданную нотку в его голосе.
Мне стало интересно, как он этому научился. Впрочем, может быть, мальчик взрослеет и привыкает к своей будущей роли правителя. В любом случае, я был рад, что эта нотка появилась. Однако я не мог с уверенностью сказать, правильно ли он поступил, дав Чейду еще один день. С другой стороны, он принял решение и держался очень уверенно. А это просто замечательно.
Когда Олух проснулся, его снова начало тошнить. Он страшно ослабел – от голода и морской болезни. Все тело у него болело, особенно мышцы живота и горло. Мне не удавалось уговорить его съесть хотя бы что-нибудь, он лишь пил воду и то неохотно. День выдался не слишком холодный, но Олух дрожал в своей отсыревшей одежде. Однако мое предложение пойти в каюту, чтобы переодеться и согреться, встретило сердитое сопротивление. Мне отчаянно хотелось силой оттащить его туда, но я знал, что он будет сопротивляться и вопить, а его музыка станет еще более дикой и ожесточенной. С другой стороны, я опасался, что скоро он по-настоящему заболеет.
Время тянулось бесконечно. И не только для нас. Дважды я слышал, как помощник капитана сердито ругал свою раздраженную команду. Во второй раз он пригрозил матросу поркой, если тот не будет вести себя более уважительно. Я чувствовал, как на корабле нарастает напряжение.
Вечером снова начался дождь и нас окутал промозглый туман. У меня появилось ощущение, словно я весь отсырел и никогда не был сухим. Я отдал свое одеяло Олуху в надежде, что оно хотя бы немного согреет несчастного страдальца. Он задремал, но метался и дергался во сне, словно собака, которую преследуют кошмары. Я часто слышал шутку: «Умереть от морской болезни невозможно, но очень хочется». У меня появились вполне обоснованные сомнения на этот счет. Сколько еще тело выдержит такое над собой издевательство?
Уит сообщил мне о появлении Уэба еще прежде, чем его силуэт возник на фоне тусклого фонаря.
– Вы благородный человек, Том Баджерлок, и верный своему долгу, – заметил он, усаживаясь рядом со мной. – Вам выпала неприятная работа, но вы ни разу не покинули своего подопечного.
Похвала Уэба согрела и одновременно смутила меня.
– Это мой долг, – ответил я, стараясь не обращать внимания на его комплимент.
– И вы относитесь к нему очень серьезно.
– Меня научил этому Баррич, – язвительно проговорил я.
Уэб легко рассмеялся.
– А еще он научил вас держаться за свои обиды. Так охотничий пес вцепляется в морду быка. Успокойтесь, Фитц Чивэл Видящий, я больше не стану обсуждать с вами этого человека.
– Я был бы вам признателен, если бы вы не произносили вслух это имя, – ответил я после минутного напряженного молчания.
– Оно принадлежит вам. Это часть вас, которой не хватает. Вам следует вернуть его себе.
– Он умер. И ради всех, кто мне дорог, должен оставаться мертвым.
– Ради них или вас? – спросил он у ночи.
Я не смотрел на него, я наблюдал за другими кораблями, которые следовали за нами сквозь водянистую ночь, – их черные силуэты и паруса словно погасили свет звезд, а фонари падали в пучину и взлетали вверх, точно далекие резвые светлячки.
– Чего вы от меня хотите? – спросил я у него наконец.
– Чтобы вы начали думать, – успокаивающим тоном ответил он. – Мне не хочется вас сердить, хотя, похоже, это у меня неплохо получается. Впрочем, наверное, ваш гнев всегда с вами, он отравляет вас изнутри, а я – тот нож, который вскрыл нарыв и выпустил наружу гной.
