— Зачем тебя вызывали? — прошептал я в темноту.
— Мне назначен испытательный срок, — хрипло ответил он. — За распущенность.
— Что? — Мой голос прозвучал громче, чем я рассчитывал.
— Тише. Я не хочу, чтобы знали остальные.
— Рассказывай!
Спинк подошел и уселся на пол возле моей кровати.
— Я был так потрясен, что едва не потерял сознание, когда полковник Стит начал меня отчитывать. — Шепот Спинка был едва слышен. — Он кричал на меня, но я не понимал, о чем идет речь. Он обвинил меня в том, что из-за меня сбилась с пути девушка, что я совратил невинное дитя. В конце концов я понял, что он говорит об Эпини. Я не знал, что ответить, поэтому молчал. И чем больше он на меня смотрел, тем сильнее его охватывал гнев. Полковник орал, что до тех пор, пока он остается главой Академии, ни одному кадету, оказавшемуся под его началом, не будет позволено безнаказанно вести себя так порочно. Невар, он спросил у меня, как я мог быть настолько развратным, что посмел ухаживать за юной девушкой, чудесной дочерью уважаемой семьи. И еще он сказал: когда она достигнет подходящего возраста, на ее руку будут более достойные претенденты, нежели выросшие на границе щенки новых аристократов. Речь шла о Колдере. Я не сомневаюсь, что он имел в виду собственного сыночка.
Я удивленно смотрел на него. В тот момент я не мог поверить, что его гораздо больше волнует, кому в жены достанется Эпини, чем несправедливые обвинения, выдвинутые против него. Спинк ничего не заметил.
— Должно быть, он орал на меня не меньше получаса, не давая возможности вставить хоть слово. Когда же я заикнулся, что не понимаю, в чем моя вина, полковник Стит потряс перед моим лицом письмом. Потом он прочитал его вслух. — Спинк тяжело вздохнул. - Это было письмо от твоей тети. С самого начала горничные Эпини в отсутствие матери следили за каждым шагом своей молодой хозяйки. Они, как в кривом зеркале, исказили каждое мгновение, что я провел рядом с ней. Все это грязная ложь, но твоя тетя и полковник сочли их за чистую правду.
Все внутри у меня сжалось.
— Нет, — взмолился я, понимая, что Спинк говорит правду.
— Да. — Его голос дрогнул. Мне не хотелось думать, что он плачет, но именно так и было. — Твоя тетя нашла письмо, которое Эпини уже собиралась мне отправить. В нем были… слова привязанности. Уверен, ничего больше. Но твоя тетя написала полковнику, что я пытался соблазнить Эпини, маленькую девочку, еще не надевшую длинных юбок. Она утверждает, что расспросила слуг и у нее есть доказательства того, что однажды утром я долго оставался наедине с ее дочерью. Когда полковник спросил, так ли это, я не мог ответить отрицательно. Мы действительно сидели вдвоем и беседовали. И она была не совсем одета. Ну, ты же знаешь свою кузину. Это не выглядело неприличным… просто она такая… экстравагантная. Я не имел в виду ничего плохого. У меня и в мыслях не было позорить твою семью, Невар. Я очень сожалею. И боюсь, что теперь меня исключат из Академии и отправят домой. А хуже всего, что после того, как придут письма от моей семьи с просьбой разрешить мне ухаживать за Эпини, для всех это станет доказательством моего недостойного поведения. Однако я считал, будто все делаю правильно. Мне казалось, что я поступаю благородно.
— Так и было! Ты вел себя достойно! Во всем виновата моя глупая кузина! Ведь именно она присылала тебе письма. Ты же не писал ей в ответ?
— Писал. Я написал множество писем, но не мог их ей отправить. У меня не было возможности передать ей письма так, чтобы об этом не узнали ее родители. Таково положение дел, Невар. Я понимал, что это неправильно — в противном случае не стал бы прятать письма.
— Спинк, перестань драматизировать! Подумай хорошенько. За всем этим стоит Колдер. Он подслушал наш разговор в библиотеке! И нашел замечательный способ отомстить нам всем — не только тебе, но и моему дяде, который приехал в Академию с требованием восстановить справедливость в отношении Тайбера и всех прочих сыновей новых аристократов. Не сомневаюсь, что без мерзкого мальчишки тут не обошлось — наверняка он написал либо моей тете, либо что-нибудь сказал своей матери, после чего поползли слухи. И тогда тетя стала искать улики.
— Я не должен был разрешать Эпини писать мне письма.
— Спинк, сам посуди, как ты мог ее остановить? Ты не сделал ничего плохого. Это все Эпини! Она расхаживала по дому в ночной рубашке, она ускакала от нас во время прогулки, написалатебе кучу писем. Ну как ты мог заставить ее вести себя прилично? Это нечестно. И… — Тут в моем сонном мозгу стало кое-что проясняться. — Могу поспорить, что дяде ничего не известно об этой жалобе. Ты ему понравился, я знаю. Он бы никогда не стал писать письмо и кляузничать, что ты, мол, соблазняешь Эпини. Если бы у него возникли подозрения, что ты вел себя по отношению к ней неподобающим образом, он бы тебе об этом сказал, пока мы находились в его доме. Дядя человек прямой — и всегда был таким. Я уверен, он ничего не знает.
Спинк продолжал сидеть на полу возле моей койки, прерывистое дыхание с хрипом вырывалось у него из груди. Когда он снова заговорил, я сразу понял, что сейчас он сообщит самую ужасную новость.
— Они отослали ее, Невар. Так сказал полковник Стит. Я больше не увижу Эпини.
— Что? Куда они ее отправили?
— Дело сделано. Она уехала в Высший колледж, который находится на окраине столицы. Полковник Стит не сказал, где именно, — он лишь заявил, что теперь мне никогда до нее не добраться.
Я имел очень смутное представление о Высшем колледже. Моя старшая сестра всегда с восторгом упоминала о нем как о месте, где женщина может изучать музыку, поэзию и танцы в чудесной компании прекрасно воспитанных сверстниц. В Высшем колледже учили всему, что необходимо знать для того, чтобы занять высокое положение в обществе. Мне казалось, что возможность пожить в таком месте не самое страшное наказание. Так я и сказал.
— Эпини там будет плохо. Во всем виноват я, и она меня возненавидит.
— Прекрати стонать, Спинк! — Я не мог понять, почему он во всем винит себя. — Да, ей там не понравится, но есть надежда, что ее научат вести себя, как подобает истинной леди. Может быть, ей объяснят, какая глупость эти ее спиритические сеансы. А теперь выслушай меня. Завтра я обо всем напишу дяде — все равно я обещал ему каждый день посылать весточку — и, когда он узнает о твоей беде, не сомневаюсь, что немедленно во всем разберется. Он объяснит полковнику, каково истинное положение дел, и добьется того, чтобы с тебя сняли наказание. Кроме того, у нас возникли более серьезные проблемы.
И я рассказал ему о тестах и последующих отчислениях, а также о предложении, которое Трист сделал Горду. Я ожидал, что Спинк рассердится от одной только мысли, что его пытаются толкнуть на обман. Однако он погрузился в еще большее отчаяние.
— Я все порчу. О Невар, наверное, я проклят!
— Хватит болтать о проклятиях! Не будь дураком, Спинк. Нам нужно направить все мысли на учебу. Забудь об Эпини, пока я не напишу дяде. Сейчас тебе необходимо отдавать все силы математике.
